Смерть и ее уроки

Список разделов Главное Религии и духовные традиции Религии и духовные традиции: Наука, Философия, Этика

#1 Василий Декармированный » Ср, 20 июня 2007, 16:02

СМЕРТЬ И ЕЕ УРОКИ
http://community.livejournal.com/real_p ... 30096.html

В детстве я считал, что никогда не умру. Мир представлялся мне раем. После заблуждений средних лет, я вновь вернулся к этим убеждениям.
В детстве я уважал отца за то, что он журналист. Несколько позже я презирал журналистику. Теперь я сам стал журналистом, правда, церковным. И что касается новостей на сегодняшний, да и на любой день, то их четыре:
1. Мы все умрем
2. Мы все воскреснем
3. Мы будем судимы за каждое наше дело, слово и помышление
4. Но мы будем судимы судом любви Христовой.
Если, конечно за эти 25 тысяч дней успеем принять Христа.
Притом, что я никогда не умру, со смертью я встретился в раннем детстве. Она лежала в виде моего мертвого деда Дмитрия на столе. Уже то, что дед лежал на столе, было что-то подозрительное, взрослые так обычно не поступали. Он лежал тихо, и видно было, что он не затаился. Было спокойствие и тайна. Да, я понял что "умер" означает "тайна".
Когда мне позже приходилось играть с друзьями в войну, то меня часто убивали, и я лежал мертвый, пытаясь скрыть, что я запыхался. Я закрывал глаза и лежал, не шелохнувшись, до тех пор, пока мне не надоедало, и я вставал, прося друзей начать войну сначала.


Несколько раз я видел похороны, и самым главным для меня было увидеть мертвое лицо покойника, потому что в этом сероватом лице был отдых и спокойствие, страх и тревога. Торжественность. Страх и торжественность влекли меня в смерти. Мне не нравились плачущие и траур, мне нравилось, как играл оркестр, всегда надрывно, визгливо, а значит по-настоящему, не фальшиво.
Еще смерть в детстве означала для меня ожидание и растерянность. В моей комнате жила моя старенькая больная бабушка Зинаида, у которой отнялись ноги, она лежала и часто ходила под себя. Она была моим другом и часто - игрушкой. Мы говорили. Я иногда стирал за ней простыни. Она смешила меня, показывая оставшиеся редкие зубы. Называла меня "хозяином". Молилась по-польски: "Матка Боска, пши ми нас" и спрашивала меня по-французски "кискисе". Я очень любил ее, хоть однажды поставил ей на носу "сливу". Бог через нее научил меня заботиться и понимать, что такое немощь.
Часто ночью я соскакивал с постели, подбирался к бабушкиной постели и слушал - дышит она или нет. Иногда она так мирно спала поутру, что я сидел по нескольку минут в полной уверенности, что она умерла. Тогда меня охватывало с одной стороны желание бежать за родителями, чтоб ошарашить их новостью, с другой - я смотрел на ее спокойное лицо и думал, что вот, наконец, мучения ее окончены, и теперь ей по-настоящему хорошо. Я толкал ее, она просыпалась к моему одновременному разочарованию и успокоению
Она все время говорила о смерти, она ждала ее как утешения и исхода. "Скоро в Тобольск поедем", - говорила она сумрачно, - "Скоро в Тобольск поедем".
Но умерла она в мое отсутствие, я уехал в пионерлагерь с братом Игорем. И пока мы там были, умерла бабушка Зина, и дяде Васе, отцу Игоря, дали условный срок за автоаварию. В тот раз смерть явилась мне в виде задернутых черным зеркал. Взрослые сказали, что зеркала завешивают, чтобы душа покойного, не увидев себя в зеркале, не испугалась бы.
Вся эта таинственность, окружающая смерть, стала меня привлекать все больше и больше. Я решил потрогать смерть рукой и начал стрелять по птицам из рогатки. Но один случай показал мне всю отвратительность смерти, ее нелепость и трагизм. Мы с друзьями поймали голубя и повесили его. Птица, всегда такая легкая в небесах, висела на петле из лески и умирала в страшных конвульсиях. Ей стоило только взлететь, и страшный груз тела перестал бы ей давить на шею. Но, почему-то ей не приходило это в голову, и она умерла, трепеща своими легкими крыльями. Убийство я возненавидел.
Нет, потом я еще убил нескольких котят, которых пытался отравить мой зять уколами яда в пуповину. Они никак не умирали, да и не могли умереть, и, не будучи способным слышать их душераздирающие крики, я выхватил пакет, в который их сложили, и бросил его с балкона вниз. Мне просто стало их жалко. И потом на севере я еще раз я убил утку. Я умирал сам и решил развлечь себя охотой. Утка эта лежала передо мной как треплевская чайка из Чехова, очень много рассказав мне обо мне.
Сам я начал умирать в возрасте около 13 лет. Внезапно со мной случилась причуда, которая в Церкви называется "болезнь к смерти". Я начал умирать, мне стало плохо, меня повезли по больницам, но никто не мог поставить диагноза (а у меня был перитонит). На третьи сутки, когда я совсем ослабел от боли и болеутоляющих, меня перевезли в очередной раз в больницу, и, установив, наконец, причину умирания, решили делать операцию. Мне поставили наркотик. Стало вдруг совсем не больно, летний ветерок подул, рядом со мной сидела моя сестра, она была студенткой-медиком. Я стал упрашивать сестру, чтобы меня не резали. Я вспомнил тогда Гарри Гудини, которым тогда был очень увлечен, как его убил молодой студент, выскочивший на арену и несколько раз сильно ударивший в живот. У Гудини случился перитонит, тогда его не оперировали, но он продолжал жить несколько дней, покуда не позвал своего брата и со словами " я устал бороться, Тео", скончался.
Оперировали меня около шести часов, очнулся я часов через 12. Вообще шансов было, наверное, мало, но я был крепким, да и Господь дал этот привкус смерти как лекарство. Мне пришлось заново учиться лежать, спать, есть, ходить. Этот факт, что я выжил, заставил меня как-то научиться цепляться за жизнь. Вскоре после выписки из больницы я поехал к бабушке Лизе в Тобольск, и там, в нагорной бане, в полном одиночестве (дело было днем), в клубах пара я сдирал с себя кожу. Кожа сошла со всего тела, даже с век и ушей. Это была мертвая кожа старой жизни. Я не знал радоваться мне, что я выжил, или нет. Понял только, что жизнь штука хрупкая. И тут же был получен следующий урок: мне приставили нож к горлу. Только что выживший, я испугался за свою жизнь, струсил. Снова остался жив, но понял, что само по себе цепляться за жизнь - унизительно. Что нужно уметь умереть достойно, что жизнь не является абсолютной ценностью. Есть нечто важнее жизни.
Впервые я задумался о том, ради чего бы я мог умереть. Я искал и не находил ответа.
Говорили, что деда моего Дмитрия "залечили" врачи, а дед Степан вышел из вытрезвителя, и умер под забором впритык под праздник 8 марта, просто никто его не похмелил вовремя.
Гоголь, вот кто впервые показал мне красоту смерти. Я был сражен, как умирает Тарас Бульба, помните, их там сжигают, а сын шепчет "Батько, ты здесь? - Я здесь сынку".
По-настоящему красива смерть в "Коммунисте" Райзмана. Я решил, что нужно умирать героически и непременно что-то великое сказать при этом: "Да здравствует…", "Мы умираем, но вы еще увидите…" или хотя бы: "Ура!"
Короче говоря, смерть перестала для меня быть чем-то вроде случайной травмы с летальным исходом, она стала полигоном испытания идей на прочность. Только то, что перед лицом смерти не казалось глупым и пустым, имело право на существование. Смерть стала для меня лакмусовой бумажкой проверки жизнь на прочность.
Позже философ Мераб Константинович Мамардашвили, который умер в день своего рождения в отстойнике аэропорта, сформулировал для меня мою мысль: "Смерть мы не можем пережить, потому что в ней нет ничего от жизни, но вот лик ее, символ, может создать то поле напряжения, в котором жизнь может вырасти в полную меру".
С этого времени смерть стала восприниматься мной как конечный и самый главный регистр жизни. Смерть показывает, как прожил человек жизнь. Мы видим, как на сцене умирает актер, его смерть есть результат его роли, того, что он делал в спектакле. Разве же может смерть быть случайной? Так и вне сцены смерть есть логическое завершение жизни.
Но странно мне стало, что смерть, рассказанная как история, не может восприниматься как логическое завершение жизни, рассказанной как история. Текст не вмещает сокровенного.
Например, мой тесть, жизнерадостный и веселый всегда папа Вова заболел раком. Теща и жена моя скрыли это от него. Я был возмущен, как же так, человек имеет право знать, что он умрет. Он должен быть готов к переходу в мир иной, или хотя бы попытаться готовиться. Но они молчали, и запрещали и мне говорить. Тестю становилось все хуже. Теща начала ставить ему морфий. Он лежал в забытьи, и в те моменты, когда он приходил в себя, он то молил Господа избавить его от болезни, то проклинал Его. Когда он умер, я привез ему церковное покрывало, венчик и разрешительную молитву, даже попытался читать Псалтирь. Но меня прервала его сестра, сказав, что он и крещен-то никогда не был. Дальше было все по программе: поили гостей и копальщиков водкой, теща лицемерно выла перед односельчанами у гроба "потому что люди смотрят".
Эта смерть без воскрешающей силы Христа стала для меня самой страшной, в этой смерти не было никакого торжества. Человек отмучался за все свои грехи, но вряд ли отошел к Богу с радостью и примирением. Хотя священник Александр Ельчанинов пишет, что человек умирает в двух случаях: когда он спасен или когда спасение уже невозможно.
Сегодня я почти уверен, что все люди спасутся, если Бог таков, каким я Его знаю. Но когда, в какой момент совершается спасение человека в страдании, примирении с ним, в медленном оставлении страстей в умирающем теле?
Бабушка моя Елизавета, по-видимому отмолившая меня у Бога, до последнего не оставляла мысль о нераскаянных грехах. Восмидесятитрехлетняя, она за несколько недель до смерти, в совершенно откровенном разговоре, где мы, внук и бабушка, вдруг стали говорить наравне, из глубины веры, пытала меня, является ли грехом спать с мужем в Великий пост (дед Степан ее заставлял).
Она ждала смерть как праздника. Часто сидя у окошечка, она смотрела на улицу, как будто вглядываясь куда-то вдаль. Я спрашивал ее: "Кого ждешь, бабушка?" Она всегда отвечала: "Да друзей своих жду, Лопатина да Могилина". Она прожила старость одна, не хотела переезжать к сыновьям. И когда умерла, то ее нашли лежащей на полу с руками, скрещенными на груди как на причастии, головой к иконам. Бабки судачили, что она упала, ударилась и убилась - "жила-то одна!". Но я знал уже, что так подобает умирать христианину: лечь на пол головой к иконам, руки сложить крестообразно и прочитать молитву, что мы твердим перед сном: "В руце Твои Господи, Иисусе Христе, Боже мой предаю дух мой. Ты же мя благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй мне. Аминь".
Когда умерла бабушка, был конец февраля, очень холодно, сорок два градуса мороза. Мы приехали с отцом. А второй сын бабушки - дядя Вася впервые в жизни уехал в командировку в соседнюю с Тобольском деревню. Он приехал поздно. Подошел к бабушке и сказал: "Ну что ж ты, мамка. Я в первый раз в командировку уехал, что ж ты меня не подождала?". Он, этот огромный весельчак, который вечно с шутками и прибаутками праздновал жизнь и подначивал окружающих, он, который спал под гробом своего отца, чтобы успокоить мою маму, всегда боявшуюся покойников, он сделался серьезным и даже заплакал. И я вдруг вспомнил, что он один из всей семьи никогда не разлучался с бабушкой. Он постоял у гроба немного, подержал холодную руку матери, и уже через полчаса из сенок слышался его развеселый голос. В ответ на его скабрезные шутки слышался неуместный для похорон смех приходящих. Вечером пришли отпевать бабушку. Нескольких в мрачных кителях семинаристов сопровождал живой как ртуть игумен Максим (ныне епископ Бранаульский и Алтайский). Запахло ладаном, семинаристы запели. Мы помолились с ними, а потом сидели на кухне и пили с братом и дядей мадеру, чтобы не замерзнуть в нетопленом доме. Дядя Вася смешил нас. Я слушал его и думал о бабушке. На тот момент она была первым бесконечно дорогим мне человеком, который уходил от меня навсегда. Мы с ней жили вместе четверть каждого года, очень понимали друг друга, любили и никогда не ссорились. Но в смерти ее не было ничего от одиночества. Я понял, что мне не нужно будет заполнять какую-то боль по ушедшему человеку отвлекающими глупостями. Я понял, что она навсегда со мной, что смерть не может разлучить нас.
Наутро мы пошли рыть могилу. Бабушка никак не хотела лежать после смерти рядом с дедом, которого она пережила на тридцать лет. Но дядя Вася уверял ее, что все равно похоронит рядом с ним, и, в конце концов, она согласилась. Когда мы разгребли снег, стало понятно, что земля промерзла не меньше чем на 70 сантиметров. Весь день мы ломали яму, выпили ящик водки, остались совершенно трезвыми, но прошли не больше полуметра - земля отлетала от заступов и снова примерзала. К вечеру мы разожгли в неглубокой могиле костер из автомобильных покрышек и березовых дров и пошли греться в баню. Оставляли мы за собой ночь, заснеженное кладбище, кресты и оградки, и огонь из могилы, словно бы вход в ад.
В банной жаре я моментально заснул, а вытащенный братом в предбанник, примерз волосами к стене. Он кипятком отморозил меня от стены, и в парилке я вновь заснул, а в предбаннике вновь примерз. Ночью мне приснился сон: я соскакиваю в неглубокую могилу, земля мягкая и дымится, беру лопату и вонзаю ее в землю. Слышится неприятный треск, я вынимаю лопату, на конце которой красуется пронзенный череп. От этого видения я проснулся. Было раннее утро, надо было отправляться на кладбище. О своем сне я рассказал брату, он мрачно хмыкнул. Когда мы приехали, все произошло точно как во сне. Костер прогорел, земля была мягкая. Я выбросил корды от сгоревших покрышек, взял лопату, вонзил ее в глину, послышался треск и на лопате моей красовался череп. "Рецидивист" - решили мы, потому что приличных людей на такую глубину не хоронят. Мы аккуратно собрали кости, и когда бабушкин гроб уже закапывали, я похоронил скелет рядом под негодующее ворчание бабушкиных подружек. Неслучайно же умерший предупреждал меня о себе в предутреннем сне.
После этих похорон я отказался от идеи героической смерти. Столько покоя и мира было в бабушкиной смерти, что захотелось умереть именно так, только по возможности исповедавшись и причастившись.
Но последующий мой опыт смерти показал мне, что такая смерть - величайшая редкость, что она возможна только благодаря многолетней молитвенной подготовке.
Почти сразу после бабушки Лизы умер дядя Вася. Веселость и бонвиванство сочеталось в нем с вопиющей социальной незащищенностью и унынием. Во всем он всегда винил государство и властьпредержащих. Он бесконечно спорил и ссорился с моим отцом из-за лицемерия партийных бонз. И когда грянули большие социальные потрясения, он не смог их встретить и принять. Он постоянно бил своих начальников, из-за чего вынужден был менять работу. Этот шекспировский Фальстаф, запил горькую, и в последний раз, когда я видел его живым, забрал у меня всю походную аптечку. Он сидел на диване серый от болезни, я называл лекарства, а он собирал их в свою необъятную ладонь: "это от поносов" - "давай", "это от запоров" - "давай", "это от температуры" - "давай", "это от головной боли" - "давай", это от желудка - "давай"… Он собрал все мои таблетки, перемешал их в ладони пальцем, закинул их в рот и запил водою: "Все сгодится!"
Вечером перед смертью, он, всю жизнь смеявшийся над попами и всем церковным, вдруг заявил жене: "Завтра, Света, в церковь пойдем", и стал весить материнские иконы в углу на кухне. Закончив небольшой киотик, на радостях о принятом решении он выпил пузырек и лег спать. Наутро жена его отправила в гараж набрать в яме картошки. Он не вернулся и к обеду. К вечеру брат Игорь пошел в гараж, проведать отца, но гараж был закрыт, хотя изнутри горел свет. Брат вызвал милицию, и когда гараж вскрыли, то все увидели дядю Васю, сидевшего на краю ямы для овощей, с открытыми глазами и мертвого. Когда я примчался в Тобольск, дядю Васю вскрывали судмедэксперты. Они распилили ему череп, вынули все внутренности из живота, но причины смерти так и не нашли. Они положили мозг дяди Васи ему в живот и зашили живот толстыми красными нитками. Я подумал, что он всегда думал больше всего о добыче пропитания, наверное, поэтому у него мозг по смерти оказался в животе. Сходить в храм Божий была видимо его самой лучшей мыслью за всю жизнь, поэтому Господь призвал его в этот момент. Получив заключение о смерти, тетя Света сказала: "От этого не умирают. Он просто не смог бы жить в этом новом мире".
Я подумал тогда, что неплохие смерти пролегают как раз между смертью дяди Васи, как начальной формы примирения человека и Бога, и смертью бабушки Лизы, как радостного соединения с Тем, Кого ждешь всю свою жизнь. Дальнейший опыт показал мне, что большинство мужских смертей в России группируются вокруг первого полюса.
Иудеи когда-то сорок лет блуждали в пустыне в поисках земли обетованной, хотя ходу до нее был один день. Это нужно было для того, чтобы в этих блужданиях умерли все, кто был рожден в рабстве.
Так и сегодняшняя Россия страшно расстается со своим рабским прошлым. Смерть часто становится сейчас уроком, потому что читается иногда как предупреждение. Первым таким предупреждением в моей жизни была смерть моего брата Сереги Чаркова. Его родители, дядя Саша и тетя Тамара, страшно поссорились перед свадьбой, и жили, не расписываясь. Вся их любовь сосредоточилась на их сыне Сереге, которого они баловали, как могли. Уже к десятому классу у него была своя квартира, машина, дача и куча денег на сберкнижке. Чтобы не делить любовь к нему с другими детьми, тетя Тамара не решалась рожать и делала аборты. И вот Сергей поступает в строительный институт в Тюмени. Все в его жизни вроде прекрасно, будущее его упаковано, оно светло и ясно. На один день он едет домой в Тобольск, чтобы забрать необходимые вещи. Днем он катается с другом на мотоцикле, но неожиданно они сильно стукаются о проезжающий мимо строительный кран. Другу - хоть бы хны, а у Сереги - отрыв головного мозга от спинного. Девять дней он лежит в коме, а затем умирает. Поначалу я оказался в затруднительном положении - я не знал, как вообще к этому относиться, когда "гибнут молодые и здоровые". Но мне объяснила тетя Света, что вообще-то я должен чувствовать стыд, потому что брат Игорь в это время воевал в Афганистане, Серега разбился, и я был виноват уж тем, что просто был жив. Но моя мудрая бабушка Лиза сказала, что я ни в чем не виноват, и что Господь забрал Серегу у родителей, потому что они любили его больше чем Бога.
Через много лет я вспомнил эти ее мудрые слова. В Сургуте проходил семинар для педагогов, я говорил о христианских ценностях в воспитании. Одна женщина, сказала мне, что она не будет крестить своего ребенка, потому что он сам должен выбрать себе веру сознательно, когда вырастет. Я вспомнил тогда Серегу, и спросил ее, что для нее в выражении "мой ребенок" важнее: слово "ребенок" или слово "мой". И спросил ее, перед каким выбором она собирается оставить свое чадо? Выбором между добром и злом? И как она отнесется к тому, что ее ребенок выберет зло?
Почему образ серегиной смерти так сильно остался в моей памяти? Потому что родители его практически сразу сошли с ума. Уже на похоронах, похожих на воплощенное абсурдистское отчаянье, во сне тетя Тамара увидела Сергея, который просил у нее "онтарио". Родственники интерпретировали сон так, что имеется в виду книга Фенимора Купера "Следопыт, или на берегах Онтарио". Книга была немедленно доставлена из школьной билиотеки, положена в серегин гроб и вместе с ним похоронена. На могиле Сергея был поставлен памятник-стелла с бронзовым бюстом и трагичными строками. Обезумевшие от горя родители каждый день приходили на могилу. При этом отношения их совершенно расстроились. Дядя Саша обвинил тетю Тамару и в смерти сына и в том, что она "всех ребятишек на помойку посбрасала". Тетя Тамара начала пить горькую, а дядя Саша строить дома и приобретать имения, теперь уже не для сына, но просто по привычке. Он отрастил длинные волосы, и я начал было думать, что он стал ходить в храм. Но нет, он завел себе женщину на стороне с единственным желанием завести ребенка. К этому времени произошло страшное - памятник сына, к которому они ходили каждый день, и который стал для них прижизненной святыней - осквернили. В поисках цветных металлов какие-то бродяги сбили бюст сына со стеллы, и попытались ободрать медную обшивку. Найдя бюст сбитым и изувеченным, дядя Саша опечалился, принес бюст домой, сел в кресло, безутешно заплакал от отчаяния и умер.
Мы с родителями приехали на похороны и застали следующую картину. В небольшой комнате на стенах развешано огромное количество портретов Сереги, посредине комнаты стоит гроб с покойником, в который набросано куча денег, у гроба в изголовье в стакане с рисом горит свеча и стоит рюмка водки с пожухшим кусочком сыра. Рядом с гробом сидят нетрезвые мужички и судачат. Я зашел с Псалтирью и намерением ее почитать над усопшим. Родственники суетились и меняли лед в больших тазах под гробом. Осмотревшись, я попросил убрать деньги из гроба. (Подумалось, вот всю жизнь пекся о деньгах, даже в гробу весь в деньгах лежит). В ответ мужики стали ругаться: "Да ты кто такой тут? Ему деньги нужны, чтобы место на том свете откупить. Родители так наши делали, и мы будем делать". Я не стал с ними спорить, я поднял Псалтирь и сказал: "Вот здесь в этой книге, написано все про вас и про меня, и про всех людей. Я сейчас буду читать эту книгу, а вы уберете деньги, будете молчать и слушать, и если сможете, будете молиться". Они умолкли, собрали деньги и я начал читать. Почитал я не более получаса, как лицо покойного, дотоле спокойное и светлое, стало меняться. Щеки отвисли, и лицо на глазах стало покрываться трупными пятнами. Читал я несколько часов, и Псалтирь в этот раз не согревала мое сердце, ужас от происходившего на глазах разложения сковал мою радость. Я вдруг понял, что причиняю трупу какой-то урон этим чтением, что его внезапное искажение как-то связано с моей молитвой. И когда заполночь родня окликнула меня отдохнуть, я ушел от гроба охотно, тем более что на смену мне молиться никто не садился.
А наутро эта смерть подарила мне еще большее открытие. Гроб принесли в храм семи отроков Эфесских, что на завальном кладбище. Здесь крестили и отпевали всю мою родню, весь город Тобольск, и, надеюсь, что здесь и меня отпевать будут. Родня собралась вокруг гроба с покойником, лик которого еще более исказился со вчерашнего дня, он был просто ужасен. Все ждали священника. Наконец пришел настоятель - отец Михаил Денисов. Он сказал несколько слов в назидание родственникам и начал отпевание. Но только он провозгласил: "Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков", вдруг произошло нечто, что всегда будет у меня стоять перед глазами: из под опухших век покойника, обращенных к алтарю, вытекли две ярко красные слезы. Покойник заплакал. Гул пронесся по храму, и стоявшие у гроба отшатнулись от него. Покойник оплакивал сукровными слезами свои нераскаянные грехи. Слова "Со святыми упокой" звучали из уст священника почти кощунственно. Как далеко отстояла картина этой смерти от покоя и мира святости!
Мало кто захотел прощаться с таким покойником, никто не прикоснулся к его охладелому лбу. Но и даже когда заколоченный гроб поднесли к могиле, выяснилось, что за двое суток могилу так и не смогли вырыть. Мраморный саркофаг, покрывавший могилу Сергея, рядом с которым хотели похоронить его отца, проморозил землю на два метра, и отдолбить ее было очень сложно. Сломали два отбойных молотка. Гроб стоял на табуретах, земля его не принимала. Прошло еще часа два, пока гроб наконец зарыли, и промерзшие люди пошли согреваться спиртным на поминках. Родственницы-христианки правда предупредили, чтобы покойного водкой не поминали, но зрелище кровавыми слезами плачущего покойника так потрясло всех, что через полчаса все уже напились пьяными.
Пожалуй, это была самая страшная смерть в моей жизни. Она не оставила почти никакой надежды на спасение, хотя я стараюсь поминать дядю Сашу за упокой.
Было еще несколько смертей-предупреждений, смертей-уроков. Так убили отца моего секретаря Станислава. Он был моим студентом и спорил со мной за Бога. Потом как-то Господь обратил его к вере. Он крестился и собирался венчаться на своей подружке - Олесе. Собрали было свадьбу, договорились о венчании. Отец его, Евгений поехал на дачу за картошкой для свадьбы, а его там забили до смерти в его же бане. Единственный свидетель, который мог пролить свет на это дело, повесился с какой-то глупой и обидной запиской. Я никак не мог понять, в чем секрет этой смерти, пока Стасик не сказал мне, что отец недавно крестился, и собирался разойтись с матерью сразу после женитьбы сына. Я читал по нему Псалтирь ночью, смотрел на его лицо в формалинной маске, и думал, что Господь берет человека в лучшем его состоянии.
Вот этот момент примирения Бога и человека - вот он, момент смерти.
Знакомый мой Дима Попов, занимался экстрасенсорикой, ездил по северам, народ дурил. Он разбился на машине, уходя от милицейских. Причем не просто разбился, а убил насмерть своего пассажира. И сорок дней после этого лежал в коме с перебитыми ребрами и разорванными внутренними органами. Из комы его не выводили, боялись, что он умрет от болевого шока. Но он очнулся на девятый день, пришел в себя на мгновение, сел на реанимационной койке, да как заорет: "Священника, позовите мне священника!", и опять - в кому. На сороковой день скончался. Во гробе был тоже ужасен. Всегда, когда читаю каноны ко причастию и натыкаюсь на слова "вижу во гробе брата моего бесславна и безобразна, на что надеюся…", всегда вспоминаю лицо Димы Попова во гробе.
Артур Струков тут проявил инициативу, съездили мы на могилу к Диме с отцом Сергием Кистиным, служили литию. Насилу могилу-то нашли. Помолились, спросили батюшку, что бы это значило 9 и 40 дней комы Диминой? Батюшка сказал, что только одному Богу известно. Артур, когда с Диминой могилой прощались, поцеловал его фотку. В этот момент у него ледышка с усов растаяла о памятник, и потекла слезой прямо из Диминого глаза, будто он плачет. Все вздрогнули.
Но больше всего получил я уроков от смерти Саши Ковязина. Молодой парень, здоровый, умный, ловкий и богатый предприниматель. Только что женился и купил новую квартиру. Но вот все оккультизмом да чернокнижием занимался. А тут просто выпил полстакана водки, и у него поджелудочная железа отключилась. Начался панкреонекроз. Отвезли его в больницу Водников, сделали операцию, да неудачную. Стал он помирать. Юрка Шаповалов с Вовой Богомяковым приехали, на ночь глядя, к отцу Тихону, наместнику Свято-Троицкого монастыря, и просили его окрестить в реанимации умирающего друга. Отец Тихон поехал. Саша был в сознании, креститься согласился. Рядом мужик тоже помирал, так тот отказался.
- Тебя как зовут?
- Василий?
- Будешь креститься, Василий?
- Нет, не буду… Темно кругом, холодно…
Сашу окрестили, но лучше ему не становилось. За неделю сделали еще шесть операций. В горло и живот вставили ему катетеры, посадили на искусственное дыхание, живот расшнуровывали, промывали каждый день и зашнуровывали снова. Он держался молодцом, боролся за жизнь, контролировал все аппараты, к нему подключенные, крепко сжимал руку при встрече. Говорить уже не мог из-за катетера, писал ручкой в блокнотике. Мы почему-то все думали, что он выживет, молились за него. И вдруг отец Тихон берет меня с собой и едет в реанимацию к Саше. Я спрашиваю: зачем? Он говорит: исповедовать и причастить. Я спрашиваю: а как его исповедовать-то, коли он говорить не может. Батюшка отвечает: ресницами, я ему грехи называть буду, а он мне моргать будет, был такой грех или нет. Приезжаем в больницу, а у Саши уже голова как у негра стала, - почернела. Он лежит, дышит тяжело. Отец Тихон его часа полтора исповедовал. Потом слышу, запел батюшка, началось причастие. И Саша, как только прикоснулся Даров Христовых, вдруг вздохнул так сильно и порозовел, на лбу испарина выступила. Доктор реанимационный замельтешил: "- Вы что с ним сделали?" "- Святых Тайн Христовых причастили!"
Когда выходили из больницы отец Тихон велел через некоторое время забрать бутылочку, в которую через катетер выливалось содержимое желудка - "чтобы попирания Святынь не вышло". Когда я заехал за бутылочкой, увидел, что Саше сделалось лучше. Но ненадолго.
Через два дня он умер. Во гробе он лежал светлый и умиротворенный. Я спросил о. Тихона, мол, за какие заслуги Господь сподобил Сашу креститься перед смертью, омыть все свои грехи, исповедаться и приобщится Святых Тайн? Батюшка посмотрел на меня и сказал: "Наверное, человек был добрый".
Это была вторая хорошая смерть в моей жизни. Страшная, мучительная, но хорошая.
И я стал думать после этого, что и мне неплохо было бы помучиться перед смертью, отбросить через боль все свои страсти, примириться с Богом на глубине, какой только способен. И еще вот что я понял о мучениях. Вылилось это все в разговоре со студентом моим, баптистом Сергеем Мочалкиным. Заговорили мы о святых угодниках, которых они, баптисты не признают. И я ему сказал, вот посмотри на мучеников христианских, они так верят в Бога, что готовы претерпеть любые страдания за Христа. Но подумай и о том, как верит в них Христос, раз попускает им такие страдания, как он доверяет их вере! Бог уважает человека, и эти испытания перед смертью - как раз тот предельный случай, который открывает глубину того, во что вырос человек в своей жизни. Христос делит с нами смерть, но лишь для того, чтобы дать нам воскресение.
И поэтому смерть - это самое прекрасное, что может быть в жизни человека.
Часто, когда на меня накатывает уныние, я прошу смерти у Бога как избавления. Святые отцы говорят, что просить смерти себе равнозначно тому, когда больной рубит свою постель. Жизнь - это болезнь, а смерть - выздоровление. Недаром умирающий Сократ просил учеников принести за него петуха в жертву Асклепию. Такую жертву приносили, когда человек выздоравливал от продолжительной болезни. Сократ смертью выздоравливал от жизни.
Смерть прекрасна. Отец митрополита Сурожского Антония, Борис Блум любил говорить сыну, что смерть нужно ждать, как жених ждет невесту. Как моя бабушка Лиза ждала Лопатина и Могилина.
Смерть - это истинное торжество и величие человека.

Писано в именины, память святителя Мирона Критского, после причастия Святых Христовых Тайн, после долгого размышления о памяти смертной
Василий Декармированный
Автор темы
Аватара
Откуда: Kyiv
Сообщения: 5862
Темы: 70
Зарегистрирован: Вт, 11 января 2005
С нами: 19 лет 2 месяца

#2 Василий Декармированный » Ср, 20 июня 2007, 17:13

Где кончается христианство

Николай Евгеньевич был философ. Он читал лекции молодежи, которая "совсем отбилась от рук". Он был задумчив и часто на занятиях замирал и стоял несколько неподвижно, задумавшись о чем-то весьма глубоком. Потом, придя в себя, он театрально всплескивал руками и, вопрошая в зал: "Ах да, о чем это я?", продолжал говорить о нравственной трагедии Ницше, не забывая как-то внутренне дистанцироваться от всего нерусского и потому неважного.
Николай Евгеньевич веровал в Бога. К зрелым годам, пройдя пору увлечения спорами русофилов и западников, он стал частенько заходить в церковь, завел дружбу с батюшками-попами и стал совсем воцерковленным человеком, постясь, соблюдая молитвенные правила. Он даже завел себе чудную бородку-испанку, которая придала его всегда детскому выражению лица нечто от зрелой мудрости.


Как и любой философ, Николай Евгеньевич питал слабость к старикам, детям, сумасшедшим и нищим. Он любил послушать щебетание детских дискантов в песочнице, поинтересоваться пусть не молодым, но молодецким здоровьем пенсионеров на лавочке у своего дома, любовался городским сумасшедшим Славой, который и зимой и летом в одной рубашке стоял на перекрестке ул. Профсоюзной и благословлял всех проезжающих широким православным крестом.
Но более всего Николай Евгеньевич любил здороваться с безногим инвалидом Витей, который встречал его в церковном дворе на своем кресле-каталке. Витя был инвалид Афганистана, сначала жил в деревне, но от тамошней тоски и самогонки сбежал в город, тем более, что здесь нашлись его старая, потрепанная жизнью подруга и небольшая пенсия, которую все равно нужно было получать в городе.
Николай Евгеньевич любил Витю за то, что тот никогда не жаловался, был всем доволен, за милостыню благодарил с достоинством и все совершенно искренне пропивал.
Любителю читать древние Патерики, Николаю Евгеньевичу Витя иногда казался сокровенным Христом, который внимательно смотрит на всех проходящих и их милосердие. Что вот это не Витя, нет, что это сам Бог сидит на каталке и смотрит в сердца человеков. Обычно они говорили о пустяках, однажды только Николай Евгеньевич заговорил с Витей о фантомных ощущениях от отсутствующих Витиных ног, но Витя посмотрел на него как на сумасшедшего, и разговор не начавшись, закончился. "Много мудрствуешь", - озлился на себя философ, и губы его растеклись в неестественной улыбке.
Витя поначалу держался подальше от остальных нищих, которые ночевали неподалеку от храма в теплотрассе, но случай сблизил их, они стали вместе выпивать и что-то шумно обсуждать. Потом Витя пропал на некоторое время и появился уже только к осени без коляски и с загноившимися глазами.
Николай Евгеньевич стоял на остановке у храма, когда его кто-то одернул за плащ. Он обернулся и увидел Витю, который сидел на земле и протягивал ему горстку мелочи. "Мужик, - просил он - Купи мне курева, пожалуйста, а то мне до окошка ларька не дотянуться". Николай Евгеньевич наклонился к Вите и вдруг увидел, что из глаз того словно крупные слезы стекали мутные капли белесого гноя, глаза были воспалены, а зрачки его голубых когда-то глаз были совершенно белыми". Витя был слеп.
"Витя, друг, что с тобою? - заговорил Николай Евгеньевич - Что с твоими глазами?"
- Да мы тут с мужиками одеколону напились, потравились, значит. Вот и потерял я глазоньки-то из-за химиков наших. И чего это они в одеколон мешают, гады?
- Да ведь тебе в больницу надо…
- Надо, да ты не суетись, суетиться поздно, ты мне курева купи и посади-ка на скамейку, а то я себе уже задницу отморозил. Жаль вот каталку я свою пропил…
Николай Евгеньевич купил ему сигарет и помог Вите взгромоздиться на скамейку. Они посидели. Помолчали. Витя закурил. От тошнотворного дыма Витиных сигарет, от гноя, который тек по Витиным грязным щекам, Николаю Евгеньевичу сделалось дурно, и он сбежал. Витю он увидел через неделю, тот сидел теперь постоянно у ларька на подстилке из картона и протягивал руку. Николай Евгеньевич положил ему туда всю мелочь, что была у него в кармане, и постарался проскочить мимо него скорее. Но Витя почти закричал: "Сколько положили-то? Сколько положили? Ты что, не видишь - я слепой. Я как узнаю, сколько ты мне дал-то?"
Николай Евгеньевич брезгливо остановился, ему совсем не хотелось вслух при людях считать, сколько он там дал, ему показалось это мелочно и некрасиво. Но Витя громко настаивал. Николай Евгеньевич посчитал: "Что-то около пятнадцати рублей"
"Что значит, "что-то около"? Ты мне точно посчитай, я же слепой, я же не вижу" - не унимался Витя.
Николай Евгеньевич посчитал и после этого случая старался обходить Витю стороной, и не вспоминать о нем.
Но в осеннее затишье пред первым снегом, он возвращался с церковной службы вместе со знакомым Кириллом. Они беседовали о чем-то божественном, высоком. Но вдруг впереди них на тротуаре вырисовался странный силуэт существа, которое передвигалось странным способом. Николай Евгеньевич присмотрелся и узнал Витю. Асфальт был покрыт уже несколькими сантиметрами подмерзающей грязной жижи, в которой на своих ладонях, таща по земле остатками ног, полз обрубок человека на уровне колен людей, стоящих на остановке. Полз очень неуверенно, потому что обрубок этот был еще и почти слеп. Николай Евгеньевич с Кириллом, не сговариваясь, подхватили Витю под руки и донесли его до скамейки у ларька, посадили на сухое место.
"Спасибо, ребята, - а то бы я еще часа два полз, - поблагодарил усталый и запыхавшийся Витя, - я ведь слепой, у меня всего 12 процентов на одном глазу. Вы бы мне курева купили, а…"
В Николае Евгеньевиче росло негодование, смешанное с удушающей жалостью: "Да куда же вы пойдете?" - стал говорить он дурацким голосом, чтобы Витя не узнал его и не вспомнил: "Вы же на этой скамейке замерзнете. Ночью такие уже холода".
- А вы мне ребята главное - курева купите…
- Да что вы. Вы посмотрите, до чего вы себя довели… Вам нужно остановиться, вы без ног, вы ослепли от пьянства… Сейчас пост начинается, подумайте о своей душе, о Боге… - запричитал Николай Евгеньевич.
Странно, но Витя не стал оправдываться, он опустил голову, помолчал.
- А знаете что, ребята, - начал он вдруг весело, - коли вы такие хорошие, отнесите ка вы меня в храм к адвентистам, здесь рядом. Знаете, поди…
- Может вас лучше в православный храм отнести? - начал было Кирилл.
- Нет, я там уже всем надоел, да и курящий я. А у адвентистов меня сторожа терпят, ничего не говорят. Несите туда.
Николай Евгеньевич и Кирилл взяли Витю под руки и понесли к адвентистскому храму. Витя был таки тяжелый, руки у него были слабые, расцеплялись. Пока несли, часто отдыхали, усаживая его на сухое. Он тяжело дышал и постанывал, почесывая совсем мокрые и грязные штаны свои, завязанные на концах узлами.
Наконец они посадили Витю у адвентистского храма, он пополз внутрь. Но вдруг остановился, перекрестился по-православному, поклонился до земли и твердо и вместе с тем как-то по-детски сказал: "Господи, если можешь прости меня, грешного". Потом обернулся и посмотрел на оставшихся позади Кирилла и Николая Евгеньевича. Он, казалос, смотрел прямо на них и вдруг сказал: "Хорошие парни. Жаль ушли. А курить-то так мне и не купили". Потом повернулся и стал заползать в храм.
Хорошие парни после этих слов повернулись и молча пошли домой. Николай Евгеньевич шел и думал: "Вот я из-за своей сомнительной праведности не купил человеку курить, он, поди, теперь всю ночь будет мучаться, до киоска-то далеко. Почему я не взял этого человека домой? Почему я даже не пригласил его? Почему я не привез его домой и не вымыл его в ванне, не постирал ему холодные, мокрые и грязные штаны его? Почему я не стал кормить его горячим супом? Почему на следующее утро я не отвез его на вокзал, чтобы электричкой отправить его в родную деревню? Почему я брезгливо отнес его в храм к адвентистам, которые его принимают, а мы, православные, не принимаем? ПОЧЕМУ?"
И Николай Евгеньевич честно признался себе: "Потому что мне противно. Потому что я брезгую его грязной и вонючей одежды. Потому что я поймал себя за тем, что я разглядываю себя, не замарал ли он меня этой своей грязной одеждой. Потому что на этом и заканчивается мое христианство, моя любовь к людям и Богу. Потому что вот этими слепыми глазами Вити Господь посмотрел на меня и сказал: Вот ЗДЕСЬ кончаешься ты как христианин".
И Николаю Евгеньевичу стало противно себя, он шел и ненавидел себя, и с его глаз капали невидимые капли невидимого гноя, которые добрый его Ангел-хранитель отирал с лица его, радуясь о прозревающем.
Василий Декармированный
Автор темы
Аватара
Откуда: Kyiv
Сообщения: 5862
Темы: 70
Зарегистрирован: Вт, 11 января 2005
С нами: 19 лет 2 месяца

Re: Смерть и ее уроки

#3 Радо-мир » Ср, 20 июня 2007, 19:55

Василий Декармированный писал(а):СМЕРТЬ И ЕЕ УРОКИ
http://community.livejournal.com/real_p ... 30096.html
Василий Д., вам мои самые Радостные отношения!!!!! :D
Как хорошо, что человек в отличие от животного, даже от дельфинов и шимпанзе, способен ощущать, что его ждет Смерть! Это прекрасно!!!!... потому что это Его памятка каждому, чтобы каждый из нас задумался - а зачем он вообще живет в этом мире?

Я немного читал Кастанеду, и его мысли, что истинного воина, может успокоить и целенаправить в этом мире, только мысли о его предстоящей смерти, - просто прекрасны!!!!

Как великодушен был наш Создатель, что предоставил нам возможность уйти из этой суетной жизни по Его усмотрению!!!!... в самом нашем наилучшем нашем состоянии!!!!

И так уж … далее…, как мысли обычного обывателя, которым я и являюсь….

Мне бы очень хотелось, чтобы мы - христиане, и в особенности - православные, воспринимали бы Смерть Христа, ни как нашу общую индульгенцию на все возможные времена, а как пример,… как эталон, как надо относиться к своей собственной Смерти!!!... Смерть нашего тела, нашего эгоистического отношения к воспринимаемому мирозданию, это только ПОВОД, чтобы мы получили Воскресенье!!!... во всех наших земных пороках!!!... чтобы они воссияли на звездном небосводе мироздания во всем своем величие, которое Он предусмотрел для нас изначально!!!

Единственно, чтобы мне лично хотелось бы, чтобы вы - Василий Д., всё тоже самое написали бы своими словами,… хотя ваше цитирование - изумительно!
:wub:
Радо-мир

Re: Смерть и ее уроки

#4 Василий Декармированный » Ср, 20 июня 2007, 23:30

Радо-мир писал(а):
Василий Декармированный писал(а):Единственно, чтобы мне лично хотелось бы, чтобы вы - Василий Д., всё тоже самое написали бы своими словами,… хотя ваше цитирование - изумительно!
:wub:


Извините, своими сейчас не напишу. Не тот настрой.
Из старого запощу вот:

ВОИН

Призыв. Блокпост. Машина. "Чехи".
Отбиться - силы не равны.
Добычу приняли глубины
ошакалившейся Чечни.

Кому сто дней, кому - столетье.
Уставший ад, с ухмылкой злой,
сказал ему: "Не снимешь крестик -
простишься завтра с головой!"

Тут слева слышится: "Бог - общий!
Не фанатей по мелочам!"
А сквозь тот хрюкот - образ Спаса
и над рекою старый храм...

Куда живём? К чему всё это?
Зачем приходим в белый свет?
А он знал главные ответы,
прожив лишь девятнадцать лет.

Тьма кровью солнца сокрушилась,
и расступался лжи туман.
Свой лучший день - рожденья в Вечность
встречал один из христиан.
Василий Декармированный
Автор темы
Аватара
Откуда: Kyiv
Сообщения: 5862
Темы: 70
Зарегистрирован: Вт, 11 января 2005
С нами: 19 лет 2 месяца

#5 Spas » Чт, 21 июня 2007, 0:06

Василий Декармированный, Хорошие статьи. спасибо.
Spas
Аватара
Откуда: Московская область
Сообщения: 1219
Темы: 4
Зарегистрирован: Чт, 3 марта 2005
С нами: 19 лет

#6 Василий Декармированный » Чт, 21 июня 2007, 0:20

Родительская суббота

Одно из самых тягостных зрелищ на свете - поминки, совершаемые атеистами. Вот все пришли домой от свежей могилы. Встает старший, поднимает рюмку... И вот в этот момент все просто физически ощущают, что они что-то могут и должны сделать для того, с кем только что они простились. Молитва об ушедших - это потребность сердца, а не требование церковной дисциплины. Сердце требует: помолись!!! А рассудок, покалеченный еще школьными уроками безбожия, говорит: "Незачем, молиться, некому и не о ком: небеса полны разве что радиоволнами, а от того человека, с которым мы жили еще три дня назад, не осталось уже ничего, кроме того безобразия, которое мы только что засыпали землею". И на лицах людей отражается эта внутренняя сшибка. И звучат столь ненужные слова: "Покойный был хорошим семьянином и общественным работником"...

Нас не было - нас не будет. Так не есть ли человек, чья жизнь нелепо мелькает меж двумя пропастями небытия, не более чем "покойник в отпуске"?.. Я умру, а мир останется полным, как новехонькое яйцо. Борис Чичибабин однажды дал безжалостно-точное определение смерти, какой она предстает неверующему человеку: "Лишь мясо - в яму".

Как мало в жизни светлых дней,
Как черных много!
Я не могу любить людей,
Распявших Бога!
Да смерть - и та! - нейдет им впрок
Лишь мясо в яму,
Кто небо нежное обрек
Алчбе и сраму.

Что люди выносят с кладбища? Что сам ушедший смог обрести в опыте своего умирания? Сможет ли человек увидеть смысл в последнем событии своей земной жизни - в смерти? Или и смерть - "не в прок"? Если человек перейдет границу времени в раздражении и злости, в попытке свести счеты с Судьбой, - в Вечности запечатлеется именно такой его лик... Поэтому-то и страшно, что, по мысли Мераба Мамардашвили, "миллионы людей не просто умерли, а умерли не своей смертью, то есть такой, из которой никакого смысла для жизни извлечь нельзя и научиться ничему нельзя". В конце концов, то, что придает смысл жизни, придает смысл и смерти... Именно ощущение бессмысленности смерти делает столь тяжелыми и неестественными похороны атеистов.

Для сравнения - сопоставьте Ваше ощущение на старом кладбище, где покой людей сторожат могильные кресты - с тем, что чувствует Ваше же сердце при посещении советских звездных кладбищ. Можно с мирным и радостным сердцем гулять - даже с ребенком - по кладбищу, скажем, Донского монастыря. Но не чувствуется мира на советском Новодевичьем...

В моей же жизни был случай прямой такой встречи. В 1986 году в пожаре Московской духовной академии сгорели пятеро семинаристов. Хоронили их на городском кладбище Загорска. И вот, впервые за десятилетия на это кладбище пришли священники - не таясь, в облачениях, с хором, с молитвой. Пока студенты прощались со своими однокурсниками, один из монахов отошел в сторонку и тихо, стараясь быть максимально незаметным, стал ходить среди соседних могил. Он кропил их святой водой. И было такое ощущение, что из под каждого холмика доносится слово благодарности. В воздухе как бы растворилось обещание Пасхи...

Или вот иной пример неуничтожимости человека. Попробуйте, взяв в руки книгу, помолиться об ее авторе. Берете в руки Лермонтова - скажите про себя, раскрывая нужную Вам страничку: "Господи, помяни раба твоего Михаила". Прикасается Ваша рука к томику Цветаевой - вздохните и о ней: "Прости, Господи, рабу Твою Марину и приими ее с миром". Все будет прочитываться иначе. Книжка станет больше самой себя. Она станет встречей с человеком.

Пушкин (упокой, Господи, раба Твоего Александра!) среди обстоятельств, которые человека делают человеком, называл "любовь к отеческим гробам". Каждого человека ждет отправление "в путь всея земли" (Иис. Нав., 23,14). Не может быть вполне человеком тот, кого никогда не посещала мысль о смерти, кто никогда в тайнике своего сердца не повторял те слова, которые произнес преподобный. Серафим Саровский: "Господи, как мне умирать будет?".

Событие смерти, ее таинство - одно из важнейших событий во всей жизни человека. И потому никакие отговорки типа "некогда", "недосуг" и т.п. не будут приняты ни совестью, ни Богом, если мы забудем дорогу к родительским могилам. Надеюсь, мы никогда не доживем до тех лет, когда исполнится мечта Елены Рерих: "Кладбища вообще должны быть уничтожены как рассадники всяких эпидемий"102.

Для восточного мистицизма тело человека - лишь тюрьма для души. По высвобождении - сжечь и выбросить. Для христианства тело - храм души. И верим мы не только в бессмертие души, но и в воскресение всего человека. Потому и появились на Руси кладбища: семя бросается в землю, чтобы с новой космической весной взойти. По слову апостола Павла тело - храм духа, живущего в нем, а, как мы помним, "и храм поруганный - все храм". И потому тела дорогих людей у христиан принято не бросать в огненную бездну, а класть в земляную постель...

Перед началом и в дни Великого Поста, перед тем, как мы сделаем первый шаг навстречу Пасхе, звучит под сводами храмов слово нашей любви ко всем тем, кто прежде нас шел дорогой жизни: "Упокой, Господи, души усопших раб Твоих!". Это - молитва обо всех, ибо, по замечательному слову Анастасии Цветаевой, "тут только есть верующие и неверующие. Там - все верующие". Теперь они все видят то, во что мы только веруем, видят то, во что когда-то они же запрещали веровать нам. И, значит, для всех них наше молитвенное воздыхание будет драгоценным даром.

Дело в том, что человек умирает не весь. В конце концов еще Платон спрашивал: почему, если душа всю жизнь борется с телом, то с гибелью своего врага она должна сама исчезнуть? Душа пользуется телом (в том числе и мозгом и сердцем) - как музыкант пользуется своим инструментом. Если струна порвалась - мы уже не слышим музыки. Но это еще не основание утверждать, что умер сам музыкант.

Люди скорбят, умирая или провожая умерших, - но это не есть свидетельство о том, что за дверью смерти только скорбь или пустота. Спросите ребенка в утробе матери - желает ли он выходить оттуда? Попробуйте описать ему внешний мир - не через утверждение того, что там есть (ибо это будут реалии, незнакомые ребенку), а через отрицание того, что питает его в материнском чреве. Что же удивляться, что дети плача и протестуя приходят в наш мир? Но не таковы ли скорбь и плач уходящих?

Лишь бы рождение не сопровождалось родовой травмой. Лишь бы дни подготовки к рождению не были отравлены. Лишь бы не родиться в будущую жизнь "из-вергом".

Мы вообще, к сожалению, бессмертны. Мы обречены на вечность и на воскрешение. И как бы нам ни хотелось прекратить свое существование и не нести наши грехи на Суд - вневременная основа нашей личности не может быть просто унесена ветром времени... "Хорошие новости из Иерусалима" состояли в том, что качество этого нашего приснобытия может стать иным, радостным, бес-судным ("Слушающий слово Мое и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь" - Ин. 5,24).

Или непонятно, что такое душа? Есть ли она? Что это такое? - Душа - это то, что болит у человека, когда все тело здорово. Ведь говорим же мы (и ощущаем), что не мозг болит, не сердечная мышца - душа болит. И напротив - бывает, что при муке и скорби что-то в нас радуется и чисто поет (так бывает с мучениками).

"Смерти нет - это всем известно. Повторять это стало пресно. А что есть - пусть расскажут мне..." - просила Анна Ахматова. О том, "что есть", и говорят родительские субботы, восходящие к празднику Успения. Праздник... Но это ведь день кончины Богоматери. Почему же - праздник?

А потому, что смерть не есть единственный способ кончины. Успение - антоним смерти. Это прежде всего - не-смерть. Два этих слова, различающихся в языке любого христианского народа, означают радикально противоположные исходы человеческой жизни. Взращивает человек в себе семена любви, добра, веры, всерьез относится к своей душе - и его жизненный путь венчается успением. Если же разрушение он нес себе и окружающему миру, раной за раной уязвлял свою душу, а грязь из нее, неухоженной и заросшей, выплескивал вовне - конечный, смертный распад завершит его прижизненное затухание.

Отныне (в смысле - со времени воскресения Христа) образ нашего бессмертия зависит от образа нашей любви. "Человек поступает туда, где ум имеет свою цель и любимое им", - говорил преподобный Макарий Египетский.

На иконе Успения Христос держит на руках младенца - душу своей Матери. Она только что родилась в Вечность. "Господи! Душа сбылась - умысел твой самый тайный!", - можно было бы сказать об этом миге словами Цветаевой.

Душа "сбылась", исполнилась - и в слове "успение" слышатся отголоски не только "сна", но и "спелости" и "успеха".

"Время умирать" (Эккл. 3,2). Может быть, самое разительное отличие современной культуры от культуры христианской - в неумении умирать, в том, что нынешняя культура не вычленяет в себе это время - "время умирать". Ушла культура старения, культура умирания. Человек подходит к порогу смерти не столько стараясь всмотреться за его черту, сколько без конца оборачиваясь назад и с ужасом вычисляя все разрастающееся расстояние от поры своей молодости. Старость из времени "подготовки к смерти", когда "пора о душе подумать" стала временем последнего и решительного боя за место под солнцем, за последние "права"... Она стала временем зависти.

У русского философа С. Л. Франка есть выражение - "просветление старости", состояние последней, осенней ясности. Последняя, умудренная ясность, о которой говорят строки Бальмонта, списанные "современностью" в раздел "декадентства":

День только к вечеру хорош.
Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.
Закону мудрому поверьте -
День только к вечеру хорош.

С утра уныние и ложь
И копошащиеся черти...
День только к вечеру хорош.
Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.

Здесь приходила к человеку мудрость. Мудрость - это, конечно, не ученость и не энциклопедичность, не начитанность. Это - знание немногого, но самого важного. Потому-то к монахам - "живым мертвецам" (при постриге как бы умершим для мирской суеты, и, поэтому ставшим самыми живыми людьми на земле) - и ездили энциклопедисты за советом. Гоголь и Соловьев, Достоевский и Иван Киреевский, лично беседовавший с Гегелем и Шеллингом, своих главных собеседников нашли в Оптиной пустыни. Потому что здесь разговор шел "о самом важном". Самым важным Платон - отец философов - называл вот что: "Для людей это тайна: но все, которые по-настоящему отдавались философии, ничего иного не делали, как готовились к умиранию и смерти".

В середине нашего века константинопольский патриарх Афинагор 1 так говорил о времени умирания: "Я хотел бы умереть после болезни, достаточно долгой, чтобы успеть подготовиться к смерти, и недостаточно длительной, чтобы стать в тягость своим близким. Я хотел бы лежать в комнате у окна и видеть: вот Смерть появилась на соседнем холме. Вот она входит в дверь. вот она поднимается по лестнице. Вот уже стучит в дверь... И я говорю ей: войди. Но подожди. Будь моей гостьей. Дай собраться перед дорогой. Присядь. Ну вот, я готов. Идем!"...

Помещение жизни в перспективу конца делает ее именно путем, придает ей динамику, особый вкус ответственности. Но это конечно, лишь если человек воспринимает свою смерть не как тупик, а как дверь. Дверь же - это кусочек пространства, через который входят, проходя его. Жить в двери нельзя - это верно. И в смерти нет места для жизни. Но есть еще жизнь за ее порогом. Смысл двери придает то, доступ к чему она открывает. Смысл смерти придает то, что начинается за ее порогом. Я не умер - я вышел. И дай Бог, чтобы уже по ту сторону порога мог я произнести слова, начертанные на надгробии Григория Сковороды: "Мир ловил меня, но не поймал".
Василий Декармированный
Автор темы
Аватара
Откуда: Kyiv
Сообщения: 5862
Темы: 70
Зарегистрирован: Вт, 11 января 2005
С нами: 19 лет 2 месяца

#7 Ирина J » Чт, 21 июня 2007, 9:56

Василий Декармированный
Большое спасибо. :wub:
Ирина J
Откуда: WWW.NICEDOM.COM
Сообщения: 86
Темы: 1
Зарегистрирован: Вт, 23 мая 2006
С нами: 17 лет 10 месяцев

#8 Ольга » Чт, 21 июня 2007, 11:11

Василий Декармированный, спасибо :) :wub: , как журналисту, хорошо! :)

Но у меня вопрос, а кто определил ? , из ваших же слов
Если, конечно за эти 25 тысяч дней успеем принять Христа.
Именно 25 тысяч дней :)
Насколько пишет Писание, никто не знает когда, есть только знамения :)

И второе, может случившаяся с вами смерть в 13 лет есть результат мысленный о ней? Что реализовалось болезнью .
Вы её увидели на своем деду, а потом практиковали , играя у войны, уставши , умирали.
Была программа, а причина найдется сама собой, дьявол не дремлет :)
Ольга
Аватара
Сообщения: 4367
Темы: 3
Зарегистрирован: Вс, 12 декабря 2004
С нами: 19 лет 3 месяца

#9 Василий Декармированный » Чт, 21 июня 2007, 13:54

Ольга


Василий Декармированный, спасибо , как журналисту, хорошо!

"Родительская суббота" - это глава из книги "Школьное богословие", на www.kuraev.ru лежит. В надцатый раз на форум пощу. Нравится.

Но у меня вопрос, а кто определил ? , из ваших же слов
Если, конечно за эти 25 тысяч дней успеем принять Христа.
Именно 25 тысяч дней

То не я написал про 25 тыс дней. Я не знаю.


И второе, может случившаяся с вами смерть в 13 лет есть результат мысленный о ней? Что реализовалось болезнью .
Вы её увидели на своем деду, а потом практиковали , играя у войны, уставши , умирали.
Была программа, а причина найдется сама собой, дьявол не дремлет


Да ну! Игры в войны приводят к скорой смерти?? Суеверия какие-то..
Василий Декармированный
Автор темы
Аватара
Откуда: Kyiv
Сообщения: 5862
Темы: 70
Зарегистрирован: Вт, 11 января 2005
С нами: 19 лет 2 месяца

#10 Tacita » Чт, 21 июня 2007, 16:59

:smile5:
Tacita
Аватара
Откуда: Москва
Сообщения: 450
Темы: 14
Зарегистрирован: Ср, 22 марта 2006
С нами: 18 лет

#11 Василий Декармированный » Чт, 21 июня 2007, 17:04

Tacita писал(а):Помню, как в интервью Святослава Фёдорова спросили - верит ли он в загробную жизнь, он ответил: "Нет". А потом добавил: "Надо же хоть когда нибудь отдохнуть".
Смерть вообще иногда бывает желанна и необходима. А уж мысль, что и после смерти вся эта ерунда продолжится - ну просто ни в какие ворота ... :wacko:


Да ну, а как же реинкарнация? Вам уже даже ее не надо? :blink:
Если смерть - это полній конец, то наши тутошние жалкие барахтания не имеют никакого смысла.
Василий Декармированный
Автор темы
Аватара
Откуда: Kyiv
Сообщения: 5862
Темы: 70
Зарегистрирован: Вт, 11 января 2005
С нами: 19 лет 2 месяца

#12 Радо-мир » Чт, 21 июня 2007, 17:58

Василий Декармированный писал(а):Если смерть - это полній конец, то наши тутошние жалкие барахтания не имеют никакого смысла.
Не имеют смысла для кого?
Если кто-то из нас считает, что его «барахтанья» не имеют смысла вообще, то это только лично его ФАКТ восприятия причинно-следственных событий, которые и составляют его жизнь, но не тот ИДЕАЛ, который вещует твое сердце очень тихеньким голоском твоему сегодняшнему «Я».
:wub:
Радо-мир

#13 Tacita » Пт, 22 июня 2007, 0:02

:smile7:
Tacita
Аватара
Откуда: Москва
Сообщения: 450
Темы: 14
Зарегистрирован: Ср, 22 марта 2006
С нами: 18 лет

#14 Василий Декармированный » Пт, 22 июня 2007, 0:06

Радо-мир

уу.. да я тут точно не один такой умный, оказывается.. :D
Василий Декармированный
Автор темы
Аватара
Откуда: Kyiv
Сообщения: 5862
Темы: 70
Зарегистрирован: Вт, 11 января 2005
С нами: 19 лет 2 месяца

#15 Tacita » Пт, 22 июня 2007, 1:51

Екклесиаст
«2. Всему и всем – одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы; как добродетельному, так и грешнику; как клянущемуся, так и боящемуся клятвы.
3. Это-то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их, в жизни их; а после того они отходят к умершим».
Tacita
Аватара
Откуда: Москва
Сообщения: 450
Темы: 14
Зарегистрирован: Ср, 22 марта 2006
С нами: 18 лет

#16 Ольга » Пт, 22 июня 2007, 8:54

Василий Декармированный
Да ну! Игры в войны приводят к скорой смерти?? Суеверия какие-то..

Нет, конешно, если это происходит без веры в неё, смерть, что зачастую дети так и поступают.
НО !
Мы сотворцы, и думаю, что если Бог Творил Верою и Словом, то и нам дана такая же возможность.
Вот я о чём.
Что по-любому, суеверны ли мы и ли нет, программа откладывается в подсознании, и идиентичность ситуации когда либо и возбуждает её, ту прогу, к действию.
Но это я так понимаю, каждому своё.


Василий Декармированный
уу.. да я тут точно не один такой умный, оказывается.. :D


Вась, ох как же вы могли так думать о своих ближних?!! :)
Ведь мы же все дети ОТЦА нашего Небесного ;) , а ОН то РАЗУМЕН

Да пребудем в Божьих благословениях !
Ольга
Аватара
Сообщения: 4367
Темы: 3
Зарегистрирован: Вс, 12 декабря 2004
С нами: 19 лет 3 месяца


Вернуться в Религии и духовные традиции: Наука, Философия, Этика

Кто сейчас на форуме (по активности за 5 минут)

Сейчас этот раздел просматривают: 6 гостей

cron
Fatal: Not able to open ./cache/data_global.php