Чтобы не потерялось)

[Filadelfia_roll]

Это цитаты из книги

. Йога представляет собой путь добродетели и чистоты. Йог должен преодолеть соблазны чувств и открыть высшее, трансцендентное. В переводе с санскрита слово «йога» означает «единение», «слияние того, что было разделено». Йога воссоединяет тело с душой, обыденное с божественным.
В противоположность этому подходу, американские шаманы вообще не делят мир надвое. Творец неотделим от Сотворенного, Небо неразрывно связано с Землей, Дух и материя пронизывают друг друга. Шаман не верит в разделенность тела и духа, видимого мира внешних форм и незримого мира энергии. Нет ничего, над чем нужно возвышаться, нет ничего, что требовалось бы соединять. Шаман не отделяет себя от своих желаний и прозрений. Йог может утверждать, что человек — не тело, а шаман говорит, что человек — это и его тело, и многое другое. Он знает, что видимое и незримое наполняют друг друга, одновременно присутствуют во всем. Йог стремится к воссоединению разделенного; для шамана целое никогда и не распадалось на части.

[Filadelfia_roll]

Антонио как-то сказал, что я занимаюсь прополкой, а он — садоводством. Он велел мне все время работать над исправлением своих ошибок, выпалывать их, как сорняки. Он заявил, что в саду моей души нет ничего прекрасного. Что я не умею поливать семена своего духа и не знаю, что из них вырастет. Потому он и отправил меня в эту пещеру. Тут мне предстояло поститься в течение пяти дней и пережить видение. Последние два дня я очищаю от мха пещеру. Выяснилось, что с прополкой я справляюсь очень неплохо. Теперь пол пещеры чистый. Плодородный темный грунт подается, когда по нему ступаешь. Сегодня утром выбросил найденную на дне рюкзака плитку шоколада «Херит». Я развернул ее и швырнул в джунгли, а фольгу сунул в карман. Последние два дня я думал только об этой шоколадке.
Антонио прав, я просто пропалываю сорняки, а вся моя жизнь — непроходимые джунгли, где все растет как придется. Экзотические цветы там изредка попадаются, но намного больше лиан и прочих паразитов, в которых я безнадежно путаюсь. Все силы уходят на то, чтобы очищать землю прямо у своих ног. Как же мне вырастить тут фруктовый сад и цветы, которые останутся со мной до конца жизни?

[Filadelfia_roll]

Во время обучения у амазонских шаманов мне велели выследить, убить и съесть зверя, чью силу я должен был впоследствии олицетворять. Наставница выбрала для меня водяного питона {sachamama) — величественное желто-коричневое создание, обитающее в мелководных притоках Амазонки. Хотя вегетарианство не было для меня жестким принципом (я ел мясо, когда шаманы готовили его в честь моего приезда), я долго отказывался от этого ритуала. Я даже покинул джунгли и вернулся в США, решив, что если для продолжения обучения мне нужно убить животное, то лучше вообще прекратить такую учебу. Однако что-то тянуло меня назад, и я подумал, что могу по крайней мере выследить зверя. Что касается убийства и поедания, то у меня будет время это обдумать. Питоны могут вырасти до невероятных размеров. Самые крупные экземпляры достигают шести метров в длину и весят около двухсот пятидесяти килограммов. Их довольно легко заметить и в воде, и на земле, но трудно выследить, так как эти змеи хитры и могут очень долго прятаться под водой.
Я уже знал, что sachamama олицетворяет страстность, сексуальность, а также творческие способности и умение заглядывать вглубь вещей. Я выслеживал питонов несколько дней, но мне ни разу не удалось подобраться достаточно близко, чтобы сфотографировать одного из них. После безуспешных попыток я в отчаянии уселся на берегу реки и созерцал беззвучную поверхность воды. Я спрашивал себя, почему мне так не хочется убивать зверей. Мысль о том, что нужно умертвить такое прекрасное животное, как водный питон, вызывала у меня искреннее отвращение. Погрузившись в грезы, я размышлял о любви, с какой ягуар сворачивает шею оленю. Эти картины не вызывали у меня никаких дурных мыслей. Я вдруг понял, что убийство питона казалось мне жестоким лишь потому, что я считал себя и эту огромную змею чем-то различным. Пока мы разъединены, такое убийство будет просто прекращением жизни ради пищи и, следовательно, жестокостью.
Меня осенило: мы со змеей — проявления одной и той же жизненной силы. Мы ничем не отличаемся. Это просто жизнь, которая кормится собой. Змея продолжит жить во мне, и в этот миг мы оба станем частями чего-то большего. Я встряхнул головой, перевел взгляд на ближайшее дерево и увидел отблески света на чешуе. Это был трехметровый питон; он только что проглотил какого-то грызуна и теперь, как и я, погрузился в дремоту. Я не мог поверить своим глазам. Свернувшись кольцами, питон переваривал пищу; посередине его тела выпирал большой бугор. Змея такого размера питается лишь раз в несколько недель. После еды она становится медлительной, почти не двигается. Вот оно, решение!
Я подхватил питона на руки, и он лениво обвил кольцами мои плечи. Я вернулся к хижине шамана и гордо показал ему змею. Шаманка хохотала несколько минут, а я тем временем начал волноваться. Я спросил, так ли необходимо съедать питона, чтобы получить дар силы. Старуха усмехнулась и сказала, что знания приходят не только с едой. Она посоветовала мне найти укромное место у воды, где змее никто не навредит. Со временем я понял, что покорить следовало именно свою внутреннюю жестокость, а не принципы в отношении того, что можно употреблять в пишу. Я получил урок, за которым пришел