где грань принятия унижений?

[лия]

Добрый всем день. Никак не могу разобраться, где та грань при унижении, которая отличает принятие ситуации и любви и уважении к себе, как части бога и его творении? Вы как думаете стоит ли оставаться жить с мужем, если о тебя ноги вытирают? Брак можно сказать не по любви, а по взаимовыгоде. Может разойтись, сохраняя любовь? Так хочется любить и быть любимой.

[Brittany]

лия, это раздел Опыт. Вы хотите рассказать о своём опыте неприятия унижений?
Или об опыте их принятия?

Брак можно сказать не по любви, а по взаимовыгоде. Может разойтись, сохраняя любовь? Так хочется любить и быть любимой.

Если брак не по любви, а по взаимовыгоде, какую любовь вы хотите сохранить в случае развода?

Может, вы попросите модераторов перенести вашу тему
во Взаимопомощь? Там уже есть аналогичная тема Бегущей по граблям.

[МОлька]

А я в похожей ситуации решила развестись. Возможно,в данном случае, развод будет как раз тем "воспитанием" о котором пишет Лазарев...
Как сказал кто-то из известных, чтобы узнать по-настоящему супруга, нужно с ним развестись. От того, что увидела в своём муже во время развода, у меня сомнений не осталось в правильности своего решения.

[RinkA]

где та грань при унижении, которая отличает принятие ситуации и любви и уважении к себе, как части бога и его творении?

Вот почитайте , в своё время меня эта повесть тоже на ноги поставила, и приоритеты помогла расставить по местам .

Спойлер

- Благослови, Господи, тебя, деточка! — сказал он на прощанье, ещё раз сокрушённо посмотрев на Сань­кины замаскированные синяки, которые были явно видны в тот вечер. На совершенно не подходящие к ме­сту и времени тёмные очки.
Перекрестил Саньку и ушёл.
Не то, чтобы Санька его ждала, но была рада, ког­да к концу смены, и на этот раз, появился замечатель­ный дед. Улыбнулся, как всегда.
- Здравствуй, дочка. Что посоветуешь почитать?
- «Архипелаг Гулаг» будете? Получили один эк­земпляр..
- Буду, конечно. Давно хотел, читал кусками.
А вот скажи мне, дочка…
- Что, дедушка?
- Ты можешь меня называть — Александр Ивано­вич. Или батюшка Александр.
- Нет, я лучше — Александр Иванович.- Скажи мне, что с тобой? Мне всё время кажет­ся, что творится над тобою какое-то зло.
- Зло? Какое зло?
- Тебе лучше знать. Ты крещёная, Саша?
- Крещёная, в детстве. Во младенчестве ещё.
- Хорошо. Какое же зло творится с тобой, де­вочка?
- Зло… может, и творится… да только я не сопро­тивляюсь злу. Как у Толстого, знаете. А может, и не так… Я не сопротивляюсь. Не могу я.
- Как — не сопротивляешься?
- Не сопротивляюсь. Ваша религия тоже гово­рит — смирение, смирение. Правую щёку подставь, и так далее.
- Между непротивлением злу и христианским смирением, то бишь «правой щекой», «дистанция — ог­ромного размера». Только…
- Что?- Ты историю КПСС изучала?- Изучала.- «Первоисточники» конспектировала?- Конечно.- Так вот и везде. Пожалуй, я дам тебе Первоис­точник, который ты не читала. Ты прочти, а потом мы с тобой поговорим. Ты прочти, И постарайся сама по­нять, в чем разница между непротивлением злу, и «под­ставлением правой щеки».
Александр Иванович вынул из своего чемоданчика небольшого размера книгу.
- Это что? — спросила Санька.
- «Новый завет». Здесь — четыре Евангелия, по­том деяния Апостолов. Псалтырь. Прочти, что можешь и как можешь. А я приду в следующую пятницу, и по­говорим.
Санька начала читать сразу, как только за Алексан­дром Ивановичем закрылась дверь.
Продолжала читать и дома. Димка позвонил вече­ром, сказал, что на «мальчишнике». Это давало Сань­ке время одиночества, и она читала, читала.
Отрывалась от Первоисточника, закрывала глаза, пытаясь понять прочитанное. Понять, удержать в се­бе. Многие мысли ускользали, не давались. Многие бы­ли совершенно неприемлемы. Но даже эта неприемле­мость притягивала.
Когда пришёл Димка, Санька одолела два Еванге­лия. Она осторожно отложила книгу и поднялась на­встречу вошедшему.
Димка был не в себе, но сильно не в себе, и это да­вало надежду, что он свалится в постель без сканда­ла. Вернее, без «мордобоя», потому что слова уже шли — обычный набор:- Что, валяешься? Ты будешь мужа кормить? Ле­жишь, не делаешь ни хрена!Санька скользнула на кухню, поставила разогревать еду. Из их комнаты доносилась ругань Димки, потом какие-то нечленораздельные звуки, а потом храп.Санька стояла на кухне и смотрела в окно. За окош­ком была ночь. Форточка была открыта. Весна уже раз­весила серёжки, пустила на свет первую листву, рас­пространила свои звуки и запахи. Звуки и запахи вес­ны — звуки и запахи надежды.
В домах напротив горели окна — изредка, кое-где. «Неужто возможна и для меня нормальная жизнь?»­ спрашивала себя Санька, и не могла ответить. Её серд­це пыталось обрести надежду. И само себе — не ве­рило.
Книгу, данную Александром Ивановичем, Санька прочла быстро. Немного завязла во второй части ­в посланиях Апостолов. Про жену интересно было чи­тать. О том, что жена должна «убояться» мужа свое­го, знала Санька давно, но что муж должен относить­ся к жене, «как к сосуду драгоценному», вызвало у неё только горькую усмешку. Ничего себе, «как к сосуду!» Не только сосуд разбился бы, уже тысячу раз. Уже ве­дро железное погнулось бы! Смешно!
Псалмы давались ей трудно, и прочла она их только благодаря собственной дисциплине и чувству долга — привыкла всегда всё доделывать до конца.
Местами — как крик души человеческой, местами ­как мольбы униженного, а местами — вовсе не по­нятно.
Но самое главное не это было. Санька ждала пят­ницы.

***- Слава Богу!
Слава Богу! Священник приходит тогда, когда приходит пора.
- Пора пришла? Думаю, да. Была она рядом со смертью физиче­ской, но была гораздо живее её душа. А сейчас… По­-моему, она пришла к порогу смерти духовной. В такой глухой тоске, когда душа не возмущается уже ничем… думаю, пора. Уж какая пора!

Александр Иванович пришёл в пятницу вечером, к закрытию библиотеки, как всегда. Был он в рясе, и со своим обычным чемоданчиком. Книги сдал, и присел возле стола.
- Так я пошла? — напарница уже собралась. ­Закроешь, Саша, и ключ с собой бери.- До свидания, до свидания. Все закрою, не бес­покойся.
Санька закрыла двери и села напротив Александра Ивановича.
- Прочла Первоисточник? — спросил Александр Иванович.
- Прочла. Мне понравилось… Не то, что понрави­лось — я просто оторваться не могла, хотя и не понят­но… Я даже не знаю, как сказать.
- А не говори ничего. Давай — по существу. Чем же непротивление злу отличается от «подставления правой щеки»?
- Я думала. Как бы в воздухе висит это отличие, но я не могу… не понимаю… Может, его и нету, отли­чия этого?
- Есть. Смотри, Саша. Если мы не сопротивляем­ся злу, значит, принимаем зло, как данность. Как не­что, что имеет право на существование наравне с до­бром. Как нечто, равное добру! Получается, что если нет зла, значит, нет и добра? Нет зла — значит, нет добра!
- Да…
- Значит, можно обижать слабого, можно обижать сироту, вдову. Можно воровать, и даже убивать. Что тебя остановит, если всё равно? Зачем ты будешь за­щищать слабого, если всё равно? Можно выбросить старуху на улицу, можно бить женщину…
- Бить женщину?
- Да. Огромная гордыня заключена в непротивле­нии злу. Непротивление злу — само есть зло. Призна­ние зла. Равнодушие, пустота.
- А вот… если женщину бьют, а она терпит, тер­пит… и не может сделать ничего…
- Почему она терпит?
- Ей уже всё равно.
- То есть, она признала зло, как имеющее право быть. На душе её безнадёжность, тоска. Она безнадёж­но погружена, как сейчас говорят, в комплекс непол­ноценности. Даже — никчёмности! Я – недостойна ничего хорошего. Я никчемная, и пусть меня бьют.
Я терплю зло, потому что я недостойна добра. Я ­в тоске! Так?
- Правда…
- А чтобы было не так страшно, она придумыва­ет себе оправдание — какое-то непротивление. Враньё, враньё придумывает себе, чтобы не сказать себе прав­ды. Правду о себе тяжело услышать! Лучше уж — «не­противление», чем никчемность! Чем гордыня! Чем то­ска! Почему это случилось с ней?
- Может, от того, что когда-то она была предана… любимым.. ..
- Может, может. Только нельзя забывать, что то­ска — это та же гордыня, только с другой стороны. Не получив любви, не получив любимого, эта женщи­на растоптала и себя, и сделала никчемной. Так?
- Так… Раздавила… на рельсах… — слезы подсту­пили к Санькиным глазам.
- Успокойся.
- Александр Иванович! Вы говорите — гордыня… А как это?
- Это так. Должно быть только так, как я хочу. Человек в своём упорстве не видит окружающего, не может правильно понять ситуацию. Потому что он сказал себе: должно быть так, и не иначе. Я – самый главный, моё желание — самое главное!
- А если так не получается, значит…
- Значит — он никчемный, недостойный, он даже недостоин жить.
- Это я, я такая.
- Но человек может и настаивать на своём! Всё равно — будет по-моему, говорит он. Пусть всё рушит­ся кругом, но должно быть по-моему.
- Он будет тогда обманывать, и бить…
- Да. Тогда он идёт по головам. Тогда он бьёт жен­щину, и не только женщину, но и народы может втя­нуть в войну. Тогда он убивает.
- Значит, гордыня… Убивает других, или убивает себя….
- Верно, Саша, верно. Но Наполеон бежит, и уми­рает на острове Святой Елены. Не ведает такой чело­век, что высшая воля есть над ним. Не ведает, не по­нимает, или понимает слишком поздно. Есть над нами высшая воля.
- Какая?
- Божья воля, благая Божья воля, ведущая ко спа­сению душу человеческую. И эта воля ставит челове­ка в разные обстоятельства его жизни. Воля Божья че­ловека уберегает, а человек — сопротивляется.
- Как?- Как, например, мать дитя пеленает, чтобы успо­коить. А дитя — всё из пелёнок вырваться норовит… а может — вырваться, да упасть. Много ли надо ре­бёнку — со стола упал, да сломал шею. Поняла?
- Примерно.
- Давай дальше. Почему она ещё терпит, женщи­на эта? Может, она людей стесняется?
- И людей… и родителей не хочет расстраивать. Родителям будет тяжело… они всегда хвастаются всем… ну, и переживают, конечно…
- Это — как бы разновидность тщеславия. Чтоб мы были чуть-чуть лучше других, да? Все разводятся, а мы нет? Мы — лучше соседей, да? Тщеславие час­то оправдания ищет: «Он золотой человек, только пья­ница! Он только один раз! Он расстроился, и по­этому…»
- Да. Ещё верит обещаниям… делает вид, что ве­рит — обманывает себя, постоянно обманывает.
- Верно. Ещё почему? Может, страшно ей? Страшно! Просто физически страшно! Убить же мо­жет!
- Да. Ему против скажешь, он может и убить. Он — не в себе.
- Значит, трусость?
- Трусость… по лицу Саньки текли слёзы. «Вот что — со мной! Вот она — я. И я — не видела, не по­нимала? Как же так? Как мне быть теперь?» — мыс­ли эти мелькали, как мелькают искры, отлетающие от костра.
- Вот твоё непротивление злу — гордыня, тщесла­вие, трусость. Вот это — и есть грех, то есть — отсут­ствие добра. Отсутствие добра, то есть — зло.
- А правая щека?
- Давай я сначала тебя вот о чём спрошу. Поче­му люди заканчивают жизнь самоубийством?
- Почему? От несчастной любви… От потери де­нег. Ну, там, как раньше — проиграл казённые и за­стрелился.- От потери денег, от потери власти, от потери че­сти. От угрызений совести! Это реже, правда. Вот Иуда, например. Заметь: ОТ, ОТ, ОТ! От чего-то, От ко­го-то. Опять гордыня, понимаешь? Не по-моему, зна­чит…
- От…
- А если мать говорит: «Убейте меня, но не тро­гайте сына?». А если Александр Матросов, тёзка наш, бросается на амбразуру, чтоб спасти товарищей сво­их? Это будет не самоубийство, это будет жертва, по­нимаешь? Это будет — ЗА! За сына, За товарищей! ЗА!
- За…
- Комплекс неполноценности — ОТ. Непротивле­ние злу — От. Самоубийство — ОТ.
А Жертва — ЗА, и подставление правой щеки ­ЗА. Это и есть христианское смирение. Оно ЗА! И са­мая главная принесённая жертва. Распятие Бога, стра­дания Бога за грехи мира.
- Александр Иванович! Ещё немного… о правой щеке. Как она становится — ЗА? -­
- Ты стоишь напротив зла, лицом к лицу. Ты зна­ешь, что это — зло. Ты говоришь себе — если я не буду сопротивляться — это будет трусость, это будет ­тщеславие, это будет — гордыня. Ты говоришь: Гос­поди, я хочу принести в жертву правую мою щёку, что­бы избавиться от своей гордыни, от своей трусости. От своей! Своей! Поняла?­

- Не очень…- Поймёшь. Проси Бога о помощи, и поймешь. Всё поймёшь. А теперь тебе исповедаться надо.

Александр Иванович поставил на стол свой чемо­данчик, вытащил оттуда, и надел на себя некое одея­ние, из парчовой ткани. Достал Книгу, крест и поло­жил на стол.
- Каешься ли в гордыне своей? — спросил сказал Александр Иванович.
- Каюсь…
- Каешься ли в тоске своей?
- Каюсь… — комок застрял в горле Саньки. Слё­зы градом бежали по лицу. Казалось Саньке, что сто­ит она над разверзнутой бездной, и только рука батюш­ки Александра удерживает её от падения в неописуе­мую, страшную глубину.
- Каешься ли в равнодушии?
- Каюсь…
- Каешься ли в тщеславии?
- Каюсь…
- Каешься ли в трусости?
- Каюсь…
Александр Иванович накрыл голову Саньки парчо­вой накидкой и прочёл молитву.
- Целуй Евангелие, целуй крест. Это первая ис­поведь твоя. В храм приходи, в воскресенье.
- Я не обещаю.
- Не обещай, не надо. Просто молись, и всё Бог даст тебе. Молись.
Александр Иванович перекрестил Саньку и ушёл.
Санька собирал ась домой медленно. Потом так же медленно шла по улице, медленно зашла в магазин, медленно поднялась по своей лестнице на четвёртый этаж. Она то повторяла про себя слова священника, то снова возвращалась к своим обычным мыслям, и оп­ровергала их, и удивлялась им.
В памяти снова и снова вставал весь разговор с Александром Ивановичем, слово за словом.
«Молись, молись». Вспомнила Санька, как молилась перед трамвайными путями. Молилась ведь!
Санька почти не заметила, как пришла домой. Дома уже начинался вечер пятницы. «Тёпленький» Финик сидел на кухне, Надежда жарила котлеты. Бу­тылка вина была распита на половину.
- О, Саня! Давай к нам!Санька присела с Фиником. Ей плеснули полстака­на, и она выпила, даже с удовольствием. Острая жа­лость поднялась у Саньки в сердце — жалость к Фи­нику, к Надежде. Потом — к Димке, потом — к самой себе.
Она не рвалась к себе в комнату, а сидела спокой­но, смотря на окружающее каким-то новым взглядом, как бы в каком-то новом ракурсе.
Димку привели двое, опять — еле живого. Сложи­ли у порога комнаты. Санька посидела немного с со­седями и пошла спать. Спала спокойно, и проснулась утром — в лёгком, светлом расположении духа.
Димка уже пришёл в себя. Мучительно кашлял и плевался в ванной. Потом вышел на кухню, посмот­рел на пустую бутылку.
- Давай кофе, что ли. Голова раскалывается. Санька сделала кофе, подала.
- Слышь, Сань, сделай котлет. — С утра Димка был тихим. — Надюха вон, нажарила. Так охота! Све­женьких…
- Сделаю. А ты что будешь делать сегодня? Нику­да не пойдёшь?- Я бы не пошёл… Да надо на работу пойти… — Не ходи. Пойдём, погуляем. Весна уже…- Вот я приду, и пойдём.
Через полчаса Димка ушёл. Санька сходила в мага­зин, купила мяса. Был уже вечер, когда она стояла на кухне, перемешивая фарш. Всё тянула, чтобы котле­ты были горячими к приходу мужа. Начала готовить, когда надежды на его «нормальное» возвращение — не осталось. Она была права. Он пришёл часов в девять вечера. Пришёл в «кондиции», В той самой тяжёлой «конди­ции». Не так, чтобы упасть, а чтобы издеваться.
- A-а…Ты тут, сука…
Санька же продолжала мешать фарш, стоя на дру­гом конце кухни. Она вдруг увидела всё происходя­щее — как бы сверху. Увидела его — пьяного, неум­ного, жестокого.
Увидела себя — маленькую, забитую, трусливую. Себя — тщеславную и тоскливую, одновременно. «Как Я раньше не видела этого? Как я не видела его? Оправ­дывала его? Оправдывала себя? Я слепа была, слепа!
Что же я сделала с собой? Что он сделал с собой?»
Ругань продолжалась. Санька и слышала эту ругань, и не слышала. Она начала молиться:
«Господи!» — молилась Санька. — «Помоги мне из­бавиться от всего этого! Помоги мне подставить пра­вую щёку, Господи!»
Она останавливалась, и начинала снова. «Господи! Сейчас он убьёт меня! Ну и пусть! Пусть
Лучше убьёт, чем жить так дальше!»Санька попыталась вспомнить, что говорил Алек­сандр Иванович.
«В жертву! Господи, прими мою жертву, мою пра­вую щёку. Прими, Господи, жертву мою — за всю мою прошлую жизнь. Я не хочу больше этой гордыни, стра­ха этого. Не хочу тщеславия! Я — не хочу тоски, всё! Лучше — пусть убьёт».
Дальше Санька уже почти не понимала, что дела­ет. Руки её слепили из фарша большой комок, вроде увесистого снежка. Она переложила его с руки на ру­ку несколько раз. Потом замахнулась, и изо всех сил запустила этим «снежком» прямо в лицо, извергавшее проклятия.Лицо взревело. Крик был почти звериным. Опроки­дывая на ходу табуреты, Димка кинулся к ней.
Он развернул её, развернул грубо, прижал к шка­фу, и, придерживая правой рукой, ударил с левой. Уда­рил, как впечатал. Он замахнулся снова, но Санька ста­ла оседать, от первого удара, и это спасло её. Он уда­рил кулаком в шкаф, и взревел ещё больше, на этот раз — от боли.
Кухня была забрызгана, заплёвана фаршем. Санька как-то «просочилась» снизу, из-под его руки, и быстро заскочив в ванну, закрылась изнутри.
Он рвал дверь в ванну, бил по ней ногами, и жут­ко, матом, кричал. На крики выскочили Надежда и Фи­ник, кое-как оттащили его, увели на кухню, посадили за стол, налили рюмку, потом ещё. Слышна была его ругань, потом всё бессвязнее, и бессвязнее. Потом ­возня, и шум падения тела — уже возле двери в их комнату.
Санька сидела в тёмной ванной на перевёрнутом ве­дре, приложив к лицу мокрое полотенце. Периодичес­ки она смачивала полотенце холодной водой из-под крана. Всё это Санька делала, почти не думая.Потом в дверь ванной постучала Надежда:
- Выходи, твой готов уже. Чем это ты его… раз­дразнила-то, что он как зверь сегодня? Выходи, убери тут. А то — фарш по всей кухне.
Санька взглянула в зеркало. По правой щеке расхо­дился огромный, сине-багровый кровоподтёк. Болела и челюсть — было больно соединять зубы. И Санька улыбнулась своему отражению.
«Мне удалось! Спасибо Тебе, спасибо, Боже! Мне удалось подставить правую щёку! Ура!»
Спокойно убрала на кухне, зачем-то даже вычистив кастрюлю. Спокойно пошла к себе в комнату и нача­ла складывать вещи в небольшую сумку. Только самое необходимое — остальное всё потом, потом. Раздели­ла семейный бюджет строго поровну , И взяла себе ­ровно половину.
Да! Книгу! Первоисточник! Санька положила книгу в сумку, на самый верх. Всё! Бывший — теперь уже бывший — муж храпел на полу.
Утром, часов в шесть, Санька постучала к соседям.
- Надюха, прости! Я уезжаю. Совсем. Вот, отне­си ключи в библиотеку. И моё заявление об уходе. А за трудовой я потом приеду. Или пусть перешлют как-ни­будь. Но это — не важно…
Растрёпанная Надежда высунулась в дверь, прикры­вая халатом грязную ночнушку. Она не сразу поняла, что к чему.
- Уезжаешь, уезжаешь… Вернешься, через неде­лю, как миленькая…
- Нет! Я не вернусь никогда.
- Ну-ну, посмотрим. — Надежда протёрла глаза, и взяла заявление и ключи. — Всё, что ли?
- Всё. — Тут Санька вспомнила об Александре Ивановиче. «Как я могла забыть!» — подумала она. Быстрыми буквами написала она на листке бумаги: «Дорогой Александр Иванович! Спасибо Вам! У ме­ня получилось. Я смогла подставить правую щёку. Те­перь я уезжаю. Ещё раз спасибо. Саша».
Санька подумала, и приписала: «Помолитесь за меня» .- Вот ещё… если можешь, то в церковь отнеси. По­жалуйста.- Ладно, отнесу.
Санька обняла необъятную Надежу:
- Спасибо за всё, Надюха! Сколько раз выручали меня… Спасибо!
- Ну, чего там… — Надежда смахнула слезин­ку. — Счастливо тебе. Езжай! Может, получится у тебя по-другому жить. - Получится. Теперь — получится. Прощай.
В первом автобусе, идущем в сторону родного города, людей было немного. Санька сняла «дежурные» очки и откинулась на спинку сидения. Спать не хоте­лось.
«Вот и всё. Всё правильно. Не могла я уехать рань­ше. Надо было сначала измениться самой. Надо было что-то понять. Надо было подставить правую щёку».
Саньке трудно было охватить, уразуметь всё проис­шедшее. Мысль как бы подступала к главному, и от­скакивала от него, не в силах постичь. Но сердце ­уже давно всё постигло и отвечало Саньке своим спо­койствием, и даже радостью. .
«А, вот ещё что… если мне, чтобы избавиться от тру­сости, и всего остального… если меня надо было бить почти четыре года. Потом — чуть не убить! Почти че­тыре года мне надо было страдать за свои грехи… толь­ко за свои — то как надо было страдать за все грехи мира?»
Мысль опять стукнулась, не в силах представить се­бе все грехи мира, и меру искупления их.
Санька остановилась, и попыталась ещё раз пред­ставить это себе, и вновь не смогла — мысль отказы­валась объять представляемое.
Некоторое время Санька смотрела на дорогу, бегу­щую за окном автобуса. Светлая зелень пробивалась повсюду, покрывала деревья, кусты. Снег уже почти весь сошёл, и земля была черна. Земля была готова ро­дить траву, цветы. Хорошо!
«Два раза в жизни я молилась», — думала Санька, глядя за окно.
Два раза я молилась, и оба раза — удивительно, что происходило со мной. Первый раз — с путей трам­вайных сошла, и с собой не покончила. От несчастной любви. ОТ… Второй раз — сейчас. С Божьей помощью. И с помощью Александра Ивановича».
Санька прикрыла глаза и потрогала свою опухшую щёку.
«Вот ты! какая, Божья помощь. Что-то происходит внутри, и всё в жизни становится другим. Даже если побили тебя. Даже если синяк на щеке. И само серд­це твоё становится другим».
Санька прислушалась к своему сердцу. Да, оно было другим. И было так хорошо — там, внутри сердца!
Санька уже не могла открыть глаз. Она задремала, и спала до самого конца пути.
Как хорошо все устроено в нашей жизни! Можно купить билет, прийти к остановке, забраться в кресло, или на полку. Можно закрыть глаза и задремать, а ав­тобус, или поезд, или самолёт — домчит тебя туда, ку­да ты стремишься. Ты откроешь глаза и увидишь но­вое небо, новую землю. Нет, не так…
Новое Небо, Новую Землю… Надо только правиль­но выбрать дорогу.
И водитель, должен быть надёжный водитель…
***
- Даже поверить не могу, честное слово!- Так всегда бывает. Поверить не можешь, хотя и ждёшь, и надеешься. Потому что прозрение истины, даже местного значения, практически равносильно чуду. Я так рад за неё.
- Да, да. Странно устроено в жизни. Как будто критическая масса набирается — из боли, обиды, го­ря — и приходит Чудо. Спокойно, как к себе домой. И люди спрашивают себя: как это мы раньше жили без Чуда? И каждый из нас стоит возле своего маленько­го окопа, завязнув в своих «боях местного значения», и ждёт своего Чуда. А вот времени, когда оно придёт, никто не знает. Знает только Бог. Самое главное ­сохранить своё сердце. Чтобы оно способно было это Чудо увидеть, или услышать, или почувствовать. Сань­ка наша сохранила. Что-то сохранила в сердце, и чу­до пришло.
- А что она сохранила? — Сердце. Я не знаю.
И, всё-таки, подожди. Вот так жила она, жила, опускалась, пропадала. Мы с тобой оплакивали её. По­ложение её, можно сказать, было безнадёжным…
- Я же просил тебя: грех видеть, но на человеке креста не ставить.
- И вдруг, в одночасье — она видит себя, свои гре­хи, и вырывается, выходит из них. Но всё равно труд­но поверить.
- Ну, не совсем вдруг. Во-первых, били её! Стра­дала она, страдала, хоть и прикрывалась равнодуши­ем своим. И помощь была.
- Да! С помощью священника.
- Самое-то главное — с Божьей помощью! Потому и похоже на чудо. Через людей, но с Божьей по­мощью.
***
Первые две недели пребывания дома Санька отлё­живалась, отдыхала и отъедалась. Как ни странно, ро­дители не очень донимали её, быстро оставили в по­кое — и с расспросами, и с нравоучениями.
В конце второй недели Санька достала из шкафа ко­стюм, который был сшит для вручения диплома. От­гладила его и повесила на отдельные плечики. Потом, на оставшиеся от своего семейного бюджета деньги, купила себе новые туфли и новую сумочку. Блузку приготовила старую, ещё студенческую.
В воскресенье пошла в парикмахерскую, сделала причёску и маникюр.
Когда утром, в понедельник, мать увидела Саньку в полном параде, она всплеснула руками:
- Как ты хороша, Сашенька! Куда ты? ­
- В институт, мама. Поеду, узнаю насчёт аспиран­ туры. Пора мне заканчивать свою тему.
С первого сентября Санька уже училась в заочной аспирантуре и работала там же, в институте.
Формальности развода были преодолены довольно быстро. Словно что-то поняв, Димка не настаивал, не просил прощения, как это бывало не раз. Просто закончилось всё, как будто бы и не было — и ничего, и никогда.
На работе Санька была спокойна и уверена в себе, чётко выполняла всё, что нужно, и обращала на себя внимание многих — своей собранностью и какой- то внутренней силой.
Санька не расставалась с «Первоисточником», чи­тая его и вечерами, и по выходным. Читая, и перечи­тывая, и запоминая наизусть.
Верила ли она в Бога? Верила ли? Она не знала, как назвать то, что происходит с ней. Там, в глубине серд­ца, как некий ясный огонь, горела спокойная, светлая уверенность в святую Божью Волю, в правильность и значительность всего происходящего.
В институтской библиотеке были книги по религии, но они были, в основном, в фондах, и иногда Саньке удавалось заглянуть в них. За их обложками была дру­гая жизнь.
Так пролетела и осень. Как-то ранним зимним вече­ром, после работы, Санька запрыгнула в отходящий к дому автобус и тут же услышала:
- О! Привет!
Санька подняла глаза и увидела одноклассника Витьку. Да, того самого, который когда-то писал ей за­писки.
- Привет!
Они сошли с автобуса вместе. Витька изменился. Глаза его смотрели устало, но были живыми и чисты­ми. Такие глаза бывают у человека, который недавно выздоровел от тяжёлой болезни. Улыбка же была до­брой, и Санька сразу вспомнила Александра Ивано­вича.
- Ты как? Как живёшь? — спросил Витька.
- Да как… Была замужем, потом разошлась. Де­тей нет. Сейчас — в аспирантуре заочной, и работаю в институте. Вот и всё. А ты?
- В институт провалился, потом — армия. Попал в войска связи. Вернулся — болтался год, всё никак пристроиться не мог. И жену найти не мог. Потом жи­ли с одной женщиной, года два. Она была с ребёнком, и детей не хотела больше. Тоже разошлись…
- А сейчас что делаешь?
- Как ни странно — собрался и в институт связи поступил. По армейской специальности своей. Заочно, правда. На третьем курсе уже. И работаю — на АТС.
Они немножко прошлись в тишине. Падал снежок, легким белым покрывалом покрывая дорогу, голые вет­ви деревьев. Снежинки посеребрили Витькину шапку, а куртка так и оставалась расстёгнутой.
- Застегнись, простудишься! — сказала Санька. — Санька, слышь!
- Что?- Я хочу сказать тебе одну вещь.- Что?
- А то, что я все двойки исправил давно! По­мнишь? — и он развернулся, зашёл немного вперёд, и заглянул ей в глаза. Его глаза — улыбались.
- Помню, помню. Зато я — столько двоек наполу­чала за это время… Сразу не расскажешь, сразу не ис­правишь.
- Ну, это ничего. Давай, это… приглашаю тебя на дополнительные занятия. Сегодня вечером, через ча­сок. В кафе. В наше, возле школы. Придёшь?
- Приду, — сказала Санька. — Чего же не прий­ти. На дополнительные-то занятия!
Они разбежались по домам, чтобы встретиться че­рез час. Мы же дальше не будем следовать за ними, и заканчиваем здесь свою повесть. Здесь, где только начинается четвёртая любовь Саньки Александровой. Может быть, последняя, самая чистая и надёжная. Бу­дем надеяться, что так.

***- Будем прощаться, читатель? Повесть закончи­лась.- Так быстро? Санька ещё должна прийти в храм…
- Да. Она должна ещё прочитать много книг. Она должна прийти в храм. Она должна причаститься. А потом — обвенчаться, и крестить своих детей. Но это — уже совсем другая история, совсем другая книга. А сейчас — помолимся вместе.
Помилуй, Господи, нас грешных. Помилуй, Господи, и рабу Божию Александру, и Алексея, и Констан­тина, и Дмитрия. И Виктора. И всех нас.
И прости нам прегрешения наши — вольные и не­вольные. И да пребудет над нами святая воля Твоя. Аминь.

Вот тут вся история :
http://www.pravmir.ru/prozrenie-istiny- ... sandrovoj/

[Juliette]

Mira,
спасибо за рассказ!
мои проблемы немного в другой области (не в семейных отношениях, но про трусость, тщеславие, гордыню и тоску - ОЧЕНЬ подошло и помогло).
спасибо!

[лия]

лия, это раздел Опыт. Вы хотите рассказать о своём опыте неприятия унижений?
Или об опыте их принятия?

Брак можно сказать не по любви, а по взаимовыгоде. Может разойтись, сохраняя любовь? Так хочется любить и быть любимой.

Если брак не по любви, а по взаимовыгоде, какую любовь вы хотите сохранить в случае развода?

Может, вы попросите модераторов перенести вашу тему
во Взаимопомощь? Там уже есть аналогичная тема Бегущей по граблям.

Меня интересует именно опыт других людей в подобном положении. Свой опыт тоже имеется. Живу без претензий к мужу. Никакой обиды и ненависти. Сохраняю любовь к мужу, как к человеку который мне дает возможность измениться. И перемены действительно происходят. А насчет ( брак не по любви) , имелось в виду не было страстей и тех взаимоотношений любовной парочки.

[Nadin]

лия, Какая разница, были страсти раньше или нет... Сейчас-то что? Что-то общее есть у вас?

[Napalm]

Вы как думаете стоит ли оставаться жить с мужем, если о тебя ноги вытирают? Брак можно сказать не по любви, а по взаимовыгоде.

))))))))))))
Забавный вопрос))
Люди порой такие смешные бывают. Пытаются обмануть и судьбу и всех остальных.
Лия.
Ну если брак создавался для выгоды, то и расценивайте его с точки зрения "а есть ли еще выгода или можно закончить это мероприятие?
Человек обещал тебе выгоду, и сам ее от тебя ждет. У вас же совместный договор.
Так можно расторгнуть договор, если предприятие становится откровенно убыточным и накладным.

[Napalm]

Так хочется любить и быть любимой.

Это надо было сразу в договор вписывать)))

[Кволька]

где грань принятия унижений? Где вход в "Улий"?

[Свечечка]

где грань принятия унижений? - Сразу при переходе от грани непонимания себя к пониманию, любви и принятию.)))

[лия]

На самом деле, когда создавался брак я просто очень хотела семьи и обманывала себя. Была влюбленность, он нравился очень, плюс возможность жить и строить семью не в общаге, а обычной квартире. У него тоже были чувства, но не очень сильные. Женился в общем по той же причине. Вроде бы уже и семья нужна, почему бы и нет, тем более я была племянницей его руководителя и возможно какую-то выгоду заодно получил бы. Официально никаких контрактов не было. Это я сейчас понимаю, что в тот момент больше не о любви думали, а об устроенности жизненой. По бытовому все ок, а в личном и психологическом плане никак. Есть ребенок, который очень любит папу и папа его. На самом деле таких браков много.

[Осенька]

Судя по тому, что Ваш брак по расчёту( совсем не считаю его плохим), то какой может быть разговор о вытирании ног? Послушайте: есть договор, пусть он только в головах, но, при возникших проблемах обе стороны спокойно могут договориться, т.е поговорить без нервотрёпки. И не уточняя при этом, на чём основывается брак.
Если возникли проблемы ущемления самой как личности, то , может, не хватает творчества? Хобби, интересов вне дома.Вместе с ребёнком, потом и мужем...вместе. У меня много знакомых, которые рассказывают, с каким удовольствием они играют и разговаривают с детьми, вовлекая в разговор и мужей. Преображаются все, и жизнь - тоже. Чего грустить? нет Любви? У Вас семья, и это лучше, чем без неё. да и замуж не так то просто выйти.
У СНЛа есть много примеров, когда расходятся, поживут-поживут отдельно, а потом оказывается, что любят друг друга.
По обоюдному согласию можно опять таки отдельно пожить.

[Brittany]

Вы как думаете стоит ли оставаться жить с мужем, если о тебя ноги вытирают?

Живу без претензий к мужу. Никакой обиды и ненависти. Сохраняю любовь к мужу, как к человеку который мне дает возможность измениться. И перемены действительно происходят.

лия, если о вас вытирают ноги, но вы при этом не имеете к мужу претензий, обиды и ненависти, сохраняете любовь, и в вас происходят
перемены (какие непонятно, наверное, хорошие?),
то в чём проблема-то?
Ваша чаша терпения не только не переполнена, но вообще наполовину пустая. Продолжайте меняться к лучшему,
что ещё можно сказать в такой ситуации? Либо вы лукавите,
ведь получается, что всё не так уж и плохо, а даже
наоборот.

[ku_ka_re_ku]

лия,
унижение из вне необходимо пресекать тут же..желательно жёстко..
но без осуждения ,агрессии и мщения..

[Осенька]

стоит ли оставаться жить с мужем, если о тебя ноги вытирают?

в чём это выражается то?

[ku_ka_re_ku]

Вы как думаете стоит ли оставаться жить с мужем, если о тебя ноги вытирают?

выясняй..говори..ведь "вытирающий" чаще ни сном ни духом не знает КАК его поведение воздействует на окружающих..он о чистого сердца ЛЮБИТ(как умеет) и не подозревает КАК его Любовь воспринимают..
согласовывать мировосприятие следует..
а уж после бить горшки..если нет соприкосновения и желание учитывать особенности ближнего..

[ku_ka_re_ku]

Брак можно сказать не по любви, а по взаимовыгоде

браком хорошее дело не назовут..

Может разойтись, сохраняя любовь?

сохранять нечего..любовью и не пахнет..как небыло так и нет..разойдясь всё останется по прежнему..преодолевая и обучаясь есть шанс развиться и успеть до точки стирания..

Так хочется любить и быть любимой.

первое всегда доступно..
второе необходимо выстроить,обучить собственным примером..в терпении смиром..

[здравствуй день]

Лия, а Вы его любите?

[лия]

Спасибо большое за советы. Дело в том, что я предполагаю, что этот брак мне все-таки не спроста был дан. Он с одной стороны помогает мне измениться( мой муж психологически "психопат", часто без повода кричит и оскорбляет, т.к. очень в себе неуверенный внутренне. Нет внимания, только оскорбления и бытовые вопросы). Но я его уже, как ребенка воспринимаю. С др. стороны мне ,как и любой женшине хочется любви чувственной, которой в этом браке нет. Вот я и думаю, если я уйду от него и все разрушу будет ли это правильным? Я нанесу травму ребенку, самой тяжело будет, а может мне и не положено пока иметь эту чувственную любовь? Может я за нее зацеплена и я так и не найду того, кто полюбит меня и кого полюблю я? В общем наверное запутала вас