#3 Монархист » Вт, 1 марта 2011, 21:42
У моего приятеля племянница, а может быть, двоюродная сестра пришла как-то с лекции по истории философии и громко высказала своё впечатление: «Что за дурак Сократ!» Это свидетельство о качестве философии, которую тогда (в 40-е годы) преподавали. Но отчасти и о Сократе. Умный человек знает. Софисты знали. А Сократ, окружённый софистами, мог сказать только одно: «Я знаю, что ничего не знаю». И сразу отодвинулся от софистов на целый порядок. Вверх или вниз – это другое дело, но отодвинулся. Современному человеку, проезжая по Моховой и глядя на огромное книгохранилище, тоже ничего другого не остаётся. Он знает свой лоскуток культуры, ну – 2 или 3 лоскутка, а в остальном – дурак дураком. И единственное, что можно сделать умного, - это признать своё идиотство.
Чем больше ума набирается человечество, тем глупее выглядит отдельный человек. Смеются над чукчами, что они себя считают умнее всех; не знаю, считают ли на самом деле или только в анекдотах. Но они действительно умнее, в своём углу, в своей культуре. Потому что всю эту культуру умный чукча держит в голове. Книг никаких в прежнее время не было, главное передавалось наизусть, а остальное забывалось. И оставалось одно главное. По всем вопросам написаны книги, но нет такой книги, в которой было бы написано, чтО их всех книг главное, а чтО не очень и можно не знать.
Я думаю, от этой бездны премудрости люди и бросаются в фундаментализм. Берётся одна самая главная книга и отбрасываются толкования, в которых опять можно запутаться, и всё, что сказано в книге, надо понимать буквально. Фундаменталист сразу чувствует себя умным, как чукча. Он знает, как надо.
Что-то похожее даёт этнический фундаментализм. Иногда он совпадает с религиозным, а иногда сам по себе. Не естественное национальное, этническое чувство, а форсированное, противопоставленное бездомности и беспочвенности. Есть наш обычай и не наш, есть вера отцов, и надо следовать нашему. Тут главный выигрыш в опрделённости. Как будто человек приобрёл участок земли и стал собственником и теперь знает: это моё. Отечество нам Царское Село. Но прибавилось ли ему бытия? Не больше ли бытия у бродяги?
-Вставай, Михалыч! – говорит попутчик, -
Мы странствуем с тобою двести лет,
И солнце выглянуло из-за тучи,
И мы опять на свой ступили след.
А мы с тобою на другой планете,
И нас коробит, мертвяков, слегка:
Три раза на земле старели дети,
Пока брели два нищих старика.
Вставай, Михалыч, и признай дорогу, -
С тобою мы бредём по облакам,
И, слава Богу, добрались до Бога,
А Бог – он наш приятель, наш Полкан.
Он брезгует своим небесным раем,
И узнаёт старинных бедолаг,
И лает, лает, так счастливо лает,
Что сердце замирает у бродяг.
Ах, Господи, ведь в пору и заплакать,
Какой, поди же ты, переполох!..
А мы-то думали – Полкан собака
И занят тем, что выбирает блох…
Сказано не хуже, чем у Мейстера Экхарта: «бытийственность мухи равна бытийственности Бога». То есть человек в самом деле чувствует то, что мы передаём непонятной фразой: Бог вездесущ. Один из дзенских коанов (загадка, разгадка которой даёт просветление) так и звучит: «Обладает ли пёс природой Будды?»
Автор странного стихотворения Вениамин Айзенштадт, - не то чтобы бродяга, он человек оседлый, но по месту своему в жизни, по отсутствию места – почти бомж. Работал на вредном производстве, писал стихи, которые никто не печатал, и только в возрасте 69 лет, больным стариком, удалось напечатать сразу 2 книги. Одну из них прислал в подарок нам с женой, мы откликнулись – и получили в ответ письмо. Там есть замечательная фраза:
«А я – всего лишь «я», то есть человек, решившийся быть самим собой там, где подобное признание равносильно покаянию Раскольникова, убившего старуху» (Минск, апрель 1991 года. Точной даты на письме нет).
Своё сочинение десятиклассника на тему «Кем я хочу быть» я кончал той же фразой: «Я хочу быть самим собой». Хотя тогда, в начале 1935 года, ещё не знал, как это не просто. И насколько легче – шагать в строю.
Все идеологии – бегство от самого себя, от своего идиотства, от своей беспомощности перед бездной премудрости. Человек принял идеологию - и сразу знает. Шёл академик Павлов по улице, перекрестился на церковь. Навстречу красноармеец, видит – старик крестится, и вздохнул: «Эх, темнота!»
…Молодые ценители белозубых стишков…(5)
Или бегут люди в научное направление и с направлением, по строгим правилам, играют в бисер.
На вершок бы мне синего моря,
На игольное б только ушко.(5)
Очень мало в историибольших людей, не знавших, как надо, и знаменитых совим незнанием, - как Сократ, как Бодхидхарма, как Николай Кузанский. Кардинал из Кузы мне ближе всех. Его docta ignorantia – значит знать своё дело, но не воображать, что это знание о самом главном. И в главном сознавать своё невежество. А иногда я просто готов ответить,как Бодхидхарма… «Кто же тот, кто сидит передо мной?» - спросил император. Бодхидхарма ответил: «Я не знаю».
Я тоже не знаю. Меня спрашивают: «Как вас писать на афише?» Я не знаю. В конце концов люди сами решили: я философ и культуролог. А может быть, эссеист? Но эссеист – это опять человек, который не знает. Не знает и каждый раз ищет, как подойти к текучей, ускользающей истине. Традиция? О их много, и я живу в общем поле нескольких великих традиций; да и в одной традиции сколько есть толкований! Хотя бы того же Евангелия…
Фаваз Турки в «Дневнике палестинского изгнанника» описывает странное чувство, которое он испытал, сбросив пиджак и облачившись в бурнус: это было наслаждение, близкое к сексуальному. Такое наслаждение даёт многим кипа или сарафан, или стиль, искусственно выстроенный по словарю Даля. А мне совершенно нехочется никакой внешней определённости. Я ищу не внешнего, а внутреннего канона, состояния чистого зеркала, готового отразить всё что есть так, как оно есть. А моё «я» и моё «мы» при этом непременно вылезут, скажутся на языке, в круге воспоминаний, привязанностей. Как-то я обмолвился: думайте о Боге, пишите о Боге, пишите по-русски – вот и получится русская культура. (6) Открытая каждому – как открыт читателю в Англии и в Японии Достоевский, - но невольно, без намерения русская. А всё, что у Достоевского с намерением, то слабо и только мешает.