Мемуарные записи

[Монархист]

1. В селе

С 1978 по 1980 годы я проводил летние каникулы в отдалённом уголке Харьковщины, на границе с Россией, у своих дальних родственников. Мать дяди Вани*** была сестрой моей прабабушки, бабушки моей мамы. Таких родственников, конечно, в этом селе у меня было немало, т.к. крестьянские семьи раньше были большими, но, видимо, среди всех сестёр и братьев бабушка Вера, мать дяди Вани, больше всего дружила с моей прабабушкой и поэтому в память об этой дружбе покойных предков дядя Ваня был не против, чтобы я летом погостил у него. Детей у него было трое: старший, Пётр, в эти годы как раз служил в армии, второй его сын, Павел, был старше меня на 4 года, а младшей была его любимая дочь, моя ровесница, Люба.

ГРИШКА.
Все эти 3 лета моей жизни в степном русском селе я дружил с Гришкой, мальчиком, на один год старше меня.
Вообще же, тогда в том селе было очень много и моих ровесников, и детей, старше меня на год. В 1966 - 1967 годах был деревенский всплеск рождаемости. Отцы их, как правило, были детьми войны, а матери родились вскоре после Победы.
Наше село на речке Плотве было смежно с другим русским селом и первая хата соседнего села на нашей стороне реки была именно Гришки. Он также был из многодетной семьи - трое братьев и одна сестра. Гришка был младшим. Его отца в 1956 году выездным заседанием районного суда показательно в нашем сельском клубе осудили на 10 лет лагерей за взятый с тока мешок пшеницы. Из них он отсидел 8 и вернулся домой с подорванным здоровьем.
Гришка от природы был остроумен, весел и уверен в себе. Слегка вздёрнутый нос картошкой, складки под глазами, придававшие его лицу значимость и зрелые не по годам суждения. К сожалению, его юмор и шутки здесь я привести не могу, ибо они были пошлы и вращались, как и весь деревенский юмор в тех сёлах, где никогда не было церкви, вокруг отношений между полами. Каждый вечер он заходил за мной с залихватскими прибаутками на темы отношений с девушками и мы шли на т.н. "свидания" в сельский клуб или место сбора местной молодёжи - детский садик. Гришка пользовался успехом у сверстниц - пошлые анекдоты, добродушная нагловатость - всё это было в его манере вести себя. Ну а в остальное время у нас тоже были совместные дела: рыбалка, сбор земляники, а в уборочную страду добровольно нанимались с ним на загрузку и разгрузку зерна с грузовиков.

Однажды, то ли бросив смотреть в клубе скучный фильм, то ли уйдя с дискотеки, мы вышли с Гришкой вечером из клуба и направились в сторону другого крупного села, размышляя о жизни. И только вышли за пределы нашего села, как к нам подошёл местный авторитет тех лет по прозвищу Бобёр, белёсый крепкий мужик 27 лет в очках (он был близорук - редкая для села болезнь зрения). Бобёр работал шофёром на новеньком ЗиЛе и гонял обычно с такой скоростью, что полевые воробьи не успевали спастись из-под его колёс и гибли на дорогах. Один раз мне пришлось ехать из колхозной столовой на ток в кузове машины этого Бобра и я испытал тогда всю гамму острых ощущений, которые не забылись до сих пор. Ну и, конечно, в его арсенале способов достижения девушек были завозы девушек в поля. Отказавшиеся от интимных отношений с ним шли потом домой пешком много километров. Это была "классика" сельских будней. И умер Бобёр после описываемых событий лет через 15 от рака. В нашем сельском клубе он в те годы чувствовал себя полноправным хозяином. В разговоре с девушками он сначала трогал их груди и другие части тела, а потом уже говорил с ними. Его побаивались. Однако в том соседнем селе, в сторону которого мы шли, авторитет Бобра был не такой уж и незыблемый. Там для знакомства с новыми девушками ему нужна была дружба парней с того села. И вот Бобёр нам и говорит масляным тоном:
-Вы куда это так рано уходите? - мы с Гришкой переглянулись. Что за ерунда? Сам Бобёр интересуется вечерним досугом подростков. - Пойдёмте со мной в клуб. Я лично присмотрю, чтобы вас никто не тронул. Можете к любой девке подходить.
И Бобёр, взяв нас за локти, насильно повёл нас в клуб, обещая на сегодня беззаботный отдых. Так мы прошли с ним метров десять, пока нам не встретился некий Ванёк, односельчанин. Он поздоровался с Бобром и сказал ему:
-А куда ты ведёшь этих малолеток? Этого я не знаю, - Ванёк указал на меня, - а вот тот (Гришка) - тот с Не....вки (т.е. со смежного соседнего села).
И тут Бобёр разжал свои ладони у наших локтей, отряхнулся, и, уже не замечая нас, пошёл в клуб один.
-Он перепутал нас с ольховатскими, - сказал Гришка.

Однажды ночью на рыбалке мы лежали с Гришкой у костра. Очень хотелось есть, но на двоих была всего одна банка ставриды. Решили её съесть в полночь. Было красивейшее в своём звёздном рисунке августовское небо. И я решил ему рассказать, пока не спится, про чёрные дыры.
Вот, говорю, а сам думаю про банку консервов: "Когда же полночь?", есть во Вселенной такие небольшие объекты с ужаснейшей по силе гравитацией, которые втягивают в себя всё и т.п., и продолжаю...
Вдруг Гришка меня прерывает:
-А ты знаешь, как хорошо слушать про чёрные дыры и наяривать ставриду?
"Неужели, - подумал я, - он за то время, пока я рассказывал, выжрал всю консервную банку ставриды!?"
Но нет. Он пошутил. Банку ставриды мы съели поровну и вместе.

А ещё был случай, как мы с Гришкой поехали на одном велосипеде в заброшенную деревушку собирать землянику. Обратная дорога была под наклон и с высокой колеёй. Я рулил по грунтовой колее, а Гришка, сидя на багажнике, крутил педали. Но педали там крутить совсем не надо было, потому что велосипед быстро спускался сам. Однако Гришка, несмотря на мои мольбы и увещевания, продолжал педали крутить. До сих пор не могу понять, как мне, начинающему велосипедисту, не раз падавшему с велосипеда и разбивавшему себе лицо незадолго до этого, удалось тогда фиксировать руль на огромной скорости?
А где-то через недельку Гришка предстал передо мной с забинтованной шеей, которую он с трудом немного поворачивал лишь в одну сторону.
-Что там с тобой? - спросил я.
-Да упал с велосипеда на повороте в центре села. Вылетел в овраг вниз головой (а овраг тот был глубиной метра 3!), но в овраге был мусор и ... металлические пружины от старого дивана. Я на них головой и упал.
-Хорошо, хоть они спружинили. А то шею или позвоночник уже бы сломал.

//Нужно отметить, что местные мужики в дорожно-транспортном движении себя не берегли. И даже при том, что в селе не было скупченности на дорогах, гибли в ДТП довольно часто.//

Потом я в то родное село уже не ездил. Те мои родственники в 1984-м переехали под Харьков. Года через 3-4, когда Гришка окончил ПТУ и стал трактористом, он написал мне даже 3-4 письма. Что, дескать, всё хорошо, "рассекаю" по селу на тракторе Т-150, "катаю девок".
А лет 8 тому назад я спросил у одного своего родственника из того же села, военнослужащего, который временно у меня проживал пока подыскивал близ авиачасти комнату, как там поживает Гришка. Григорий уже к тому времени женился и у него родился ребёночек.
-Да он исчез как года 2. И скорее всего навсегда. Однажды он шлялся с перепоя по гаражу, что-то ворчал и надоедал трактористам, и завгар отправил его домой, проспаться. Он ушёл, но до дома так и не дошёл. Потом его никто никогда не встречал. От гаража до хаты полкилометра. Скорее всего, где-то упал пьяный и его переехало комбайном или трактором. И комбайнёр или тракторист, чтоб не привлекаться за неумышленное, тут же закопал его по-близости в поле.

[Монархист]

***примечание
Перед тем, как я в ближайшее время продолжу эти записи, я бы хотел отметить и дать ссылку ещё вот на такую тему, которую начал сразу после ухода именно этого дяди Вани и ему эту тему посвятил.
Эта тема некрологов людей культуры, искусства, религии, науки, спорта, политики (выборочно) и т.п. Я вёл её около полутора лет с августа 2006 года, пока не поднадоел модераторам, однако не админу. Админ форума был не против, но модераторы меня вскоре попросили. Чтоб не тянул фантомы умерших.
Работа была кропотливая - найти стандартные данные: точные адм. - тер. места рождений на то время рождения выдающегося человека, списки научных трудов и работ в кино и театре по хронологии, все титулы и звания, отрывки из поэзии и т.д.. В ближайшее время я и сам собирался соскакивать с темы, т.к. она у меня забирала много времени. А так как-будто ушёл красиво - с модераторскими притеснениями. И в личку некоторые родственники умерших даже благодарили за данную информацию.
+с единственной поправкой, что дядя Ваня умер не в возрасте 60 лет, а 70. Там опечатка.
http://forum.roerich.info/showthread.php?t=2981

[Монархист]

САЧКО
Старший брат моей прабабушки, дедушка Назар, был в семье самым умным. Именно к нему младшие братья и сёстры всегда обращались за советами, что и когда сеять, сколько везти сала и свинины продавать в город, отправлять или нет детей после семилетки за средним образованием в другое село и т.д.
Дедушка Назар имел пятеро детей, 3 сына и 2 дочери, из которых четвёртому, Леониду, Бог не дал такой отцовской, как бы сейчас сказали, харизмы. Более того, Леониду не повезло с молодости - ребята выбили ему рогаткой глаз. К тому же народ наш крестьянский, уважавший чужой ум и презирающий чужую глупость, прилепил Леониду прозвище, уж не знаю, при каких обстоятельствах, - "Козёл". Прозвище это по энерции перешло на его сына Сашу, моего одногодка.

А нужно отметить, что от сельского прозвища, подчас злого и издевательского, до конца жизни мог не избавиться не только сам человек, которому его дали, но и его потомки. Иногда прозвище соответствовало человеческому характеру, иногда не соответствовало, но всегда оно было острым и метким. Например, запомнились самые яркие - дядя Коля Собака, Иван Тра-та-та, дед Гу-рё-рё. По фамилиям прозвища давались редко. Только тогда, когда чья-то пришлая фамилия выделялась на фоне исконных здешних. Например, сыну председателя колхоза Ворошилову (Ворошило, букву "В" в конце фамилии его отец добавил в паспорт для благозвучия, чтоб последнее украинское "О" не резало ухо), украинцу, который был направлен в наш колхоз после сельхозинститута в 1962 году и продержался на этой должности аж 35 лет, было дано прозвище Шило. А моего прадедушку нарекли "Гробом", так как его излюбленное ругательство было "Туды его в гроб". В коллективизацию колхоз забрал у него единственную корову и двух волов для пахоты, но сам он каким-то чудом избежал высылки вместе с семьёй в коллективизацию, как кулацкий элемент. Однако потом он всё равно много ругал Советскую власть прилюдно, напрашиваясь на неприятности приблизительно так: "Туды их в гроб, комуняк этих, последнюю корову отобрали, семью кормить нечем..." За что был выслан в Сибирь в середине 30-х годов один, слава Богу, без семьи. Одна бабка, ехавшая с ним в теплушке и вернувшаяся в родное село, рассказывала потом, что, когда поезд остановился в глухой тайге на Урале, где-то под Нижним Тагилом, прадедушка сказал всем: "Куда я еду? Не лучше ли умереть тут же?" Выпрыгнул из теплушки и скрылся в лесу в январские морозы. (Конвой этапированных на поселения во время проезда по тайге почти не охранял, так как идти было некуда).

Языковые украинизмы в наше село, несмотря на плотное соседство с украинскими сёлами с востока и юга, попадали не так уж и часто. Пожалуй, из украинского языка имена нарицательные заимствовались только в названиях сельскохозяйственных культур. Например, свекла, конечно же, называлась более привычно для южного уха - "буряк", арбуз - "кавун", тыква - "гарбуз". Из предметов домашнего обихода запомнилась лишь "цибарка", что в переводе с украинского означает ведро. Ну и пруд на Украине всегда звался по-украински даже среди россиян - "ставок". Но почему-то влиянию украинского языка подвергались и некоторые собственные имена, но не все. Например, Павлика всегда называли на украинский лад "ПавлО", Петра - ПетрО, Сашу - СашкО, при этом часто коверкая и другие буквы имени. Буква Ш переходила в Ч, а буква С в К. Таким образом, Сашу этого, сына Леонида, называли редко даже СашкОм Козлом, а чаще СачкОм либо КачкОм. Вот такая языковая игра.

Сачко с раннего детства пропадал на конюшне. Он понимал язык и желания лошадей с полувзгляда и с полужеста. Мастерски управлял любыми видами гужевого транспорта - от телеги до брички. Даже без седла умело гнал галопом или рысью. Черепная коробка Сачка была округлой, как сказали бы современные арнтропологи, брахиоцефальной, с широкими восточными скулами. Он был блондином с выжженными волосами и умывался крайне редко. Его лицо покрывали пылевые пятна, а босые ноги (обувь летом он не носил) были всегда черны от грязи. В разговоре между фразами для значимости своих слов он часто причмокивал по привычке наездника.
Почему-то всегда, когда я вспоминаю о нём, я вижу украинского олигарха Рината Леонидовича Ахметова, который очень похож на него. Если бы Ахметова одеть попроще и посадить на лошадь, то это был бы вылитый Сачко.
Для иллюстрации выбираю самое неважное фото Рината Леонидовича (надо же, и отчества совпали), где он более всего похож на Сачка.


Видимо, какие-то вкрапления тюркских кровей (половцы, татары или казаки - потомки хазар) в наших краях всё же присутствовали. О том говорит распространённая у нас фамилия Шабановы, т.е. от тюркского "чабан" - пастух или была такая маленькая, ныне умершая, деревенька Сурдобино, название которой можно идентифицировать со словом "сирдаб" - по-арабски, погреб. Моя трактовка других наших сельских фамилий спорна. Например, я считаю, что фамилия Карякиных происходит от арабского слова "каракий" - щука и позднее, при ассимиляции в русской среде, тюркские названия переиначивались на русские, но фамилии от них сохранились. Например, были ещё Лобановы - от слова "лабан" - молоко, по-арабски. Логвиновы - от слова "луга" - язык - логвин - переводчик, толмач. Версия спорная, но мне нравится.

С Сачком я особо не дружил и все мои сельские друзья его тоже недолюбливали. За что? Думаю, есть такая отвратительная черта у простого русского человека надо всем насмехаться и считать себя правым. Сачко или Качко ею страдал.
В памяти сoхранились два эпизода, связанных с Сачком.
Однажды, когда я гостил ещё у этих родичей кратковременно в середине 70-х и нам с Сачком было лет по 9, я пошёл с ним на ставок купаться. Тогда я местности ещё не знал и он, в шутку ради, завёл меня на другой пруд, Диляров яр, который глубиной был по колено и на котором разве что скот поили. Я подумал, что это именно тот ставок, что нам нужен и искал по берегу удобное местечко, чтоб зайти в воду. Поскольку ставок был неокультурен пляжем, там обитало много жаб, которые назывались по-тамошнему "миронЫ". Они грелись на бережку и с брызгами прыгали в воду при нашем приближении. Сачко шёл за мной и считал вслух этих миронОв, а я озабоченно причитал: "Где же нам купаться, тут везде грязи полно и воды по колено?"
Потом ещё долго, когда я приезжал в село, Сачко меня подначивал: "А помнишь, Володей, как мы с тобой миронОв на Диляровом яру считали? Сколько тогда насчитали? 75, по-моему?"

Ещё он мечтал съесть настоящий городской торт или пирожное, но как они выглядят, он не знал и иногда задавал мне такой вопрос:
-А правда, что в городе у вас есть такой хлеб, который весь начинкой наполнен... а если его чуть-чуть надкусить, то... повидло или крем из него аж выступают?
При этом Сачко мечтательно улыбался в райском блаженстве.

Погиб Сачко где-то во второй половине 90-х. Как-то он с другом попал в райотдел в районном центре и оба они были пьяны. Вероятно, друг шумел больше и друга милиционеры избили до смерти. Сачка отпустили, но на следствии по тому делу он, конечно, давал неблагоприятные для работников милиции свидетельские показания. Вскоре его нашли мёртвым на полевой дороге вместе с мотоциклом. Слухи ходили разные: сам разбился, потому что гонял; помогли разбиться недоброжелатели.

Младшая сестра Сачка, Нина, характерная от природы блондинка, была лет на 5 его младше. Она слегка выпивала. После школы уехала в Волчанск. Однажды вечером, в начале двухтысячных, шла пьяная домой, упала в лужу и захлебнулась.
На удивление сам Леонид Назарович всё же не сдался злому року судьбы. Он до сих пор жив, несмотря на то, что пережил смерть всех своих двоих детей, давно бросил пить и его усадьба, по словам многих, сейчас пребывает в ухоженном состоянии.

5.08.1950 год. Здесь Леониду, отцу Сачка, лет 10-11.

[скво]

Гришку жалко.

[Монархист]

Гришку жалко.

Спасибо, Сквошечка.
Их всех жалко, кто Диагностику кармы не читал.

[Монархист]

РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ
Девочки в те годы, когда я проводил летние каникулы селе, были, как я уже говорил, в большинстве дочерьми отцов, подростков войны, и матерей, родившихся после Победы. Тогда ещё, на сельской периферии, русская нация этими последними всплесками рождаемости конца 30-х, 40-х, 50-х и середины 60-х годов как бы боролась за свою жизнь по инерции... Без паспортов, удостоверяющих личность, без наличных средств (работали в колхозе за "трудопалочки"), без медицины, без церквей, и ещё не зная, что тАм, в городах, вожди и руководители Партии уже давно приговорили их к медленной гибели.
И, пожалуй, самой великой незыблемой ценностью на то время в русском селе были русские женщины. Они не знали, что такое вежливость, ухаживание мужчин без обязательного крепкого слова и кулака, им не дарили подарков, а лучшим для них "подарком" был трезвый вид своего суженого. Однако редкая женщина из них пыталась изменить свою судьбу и не досмотреть в чистоте и сытости выбранного ею раз и навсегда мужчину до самой смерти.
В молодости почти все они были очень красивы и стройны без всяких косметик и бижутерий. Но к тридцати годам красоту многих из них перемалывала изнурительная домашняя работа и работа на колхозных коровьих фермах. Однако доброта и смелость их с годами не уходили.
Сейчас, когда я вижу городскую украинскую девушку с сигаретой в одной руке и с бутылкой пива в другой, ругающуюся матом, я вспоминаю тех сельских девушек 70-х, которые, находясь среди мужских попоек и доносящегося перемата, не только никогда не брались вслед за мужчинами за стаканы и сигареты, но и не позволяли себе даже выругаться в мужской компании.
Каким образом, без видимых религиозных атрибутов (в селе никогда не было православной церкви) им удавалось держать эти основы морали русской нации, без которой ещё тогда бы всё рухнуло?
Рассказывали, правда, что когда-то давно, до революции, в селе жили староверы, а также заходили и селились христиан-баптистские проповедники, утверждавшие, что "Бог есть любовь". Но с того времени прошло уже более полувека и от них остались лишь староверовские и баптистские кресты на могилках, но основы морали всё не девальвировались и не девальвировались. В бОльшей мере, благодаря тому, что их несли в себе и на себе русские женщины, лучше которых на Земле только Бог.

А пока на дворе июль 1979 года, мне 12 лет, и Гришка вечером ведёт меня в детский садик "на свидание к девкам". Я там никого не знаю и не знаю вообще, что делать и как поступать в подобной ситуации. Я никогда не приставал к девчонкам даже в городе. А здесь они собираются в селе каждый летний вечер в детском садике, рядом с клубом, перед началом вечернего киносеанса.
-Значит, так, вон они сидят все на бревне, - говорит Гришка, - Я подхожу справа, сразу хватаю и зажимаю вон тех двух крайних. Это Варька и Наташка*. Потом знакомлю тебя с ними, что, мол, это гость из города к тем-то и тем-то. Но ты не тушуйся и пока я буду точить лясы, хватай слева вон ту, в розовой кофте. Это Настя, она вроде сейчас свободна.
-Какой ужас! - думаю в это время я - Мне сейчас придётся преодолеть в себе этот Рубикон и вот так вот просто, без дружеской беседы и комплиментов, которых я тогда, честно говоря, не знал, совершить насилие над человеком. Возможно ли это?
Однако интуиция мне подсказывала, что, если я не последую примеру Гришки, то вскоре все знакомые мальчики в селе назовут меня трусом и слизняком.
-Что же делать? - панически искал я выход из той ситуации, которая создалась для меня неожиданно. - Что делать? Ведь, если я обниму вот эту незнакомую для меня Настю, она будет кричать, может ударить меня по щеке и будет права.
А Гришка тем временем бодро и решительно претворял свои планы в жизнь.
-Была - не была, - подумал я и уже садился рядом с Настей, обнимая её за плечи и талию, и слыша на другой стороне бревна весёлый смех Вари и Наташи и слова Гришки: "Это со мной - с Харькова". Справедливости ради, вскользь отмечу, что Варя, как я понял из бесед о личном с Гришкой, также занимала много места в его сердце. Он всегда говорил о том, что это самая лучшая девчонка в его селе, Н.......е.
Я, конечно, очень удивился тогда, но Анастасия отнюдь не сопротивлялась. Потом мы встречались с ней в этом же детском садике или в его окрестностях все оставшиеся летние вечера 1979 года. Она была моя ровесница. У неё были приятно пахнущие русые волосы и раскосые добрые глаза.
Тогда, в 12-летнем возрасте, даже Гришка не мог научить меня целоваться с девушками, потому что этого не делал и он в свои 13 лет. Но в остальном я вспоминаю те вечера, проведенные с Анастасией, с большой радостью и нежностью.
Как сложилась бы её судьба, если бы она стала горожанкой? Скорее всего это была бы уже не та добрая и ласковая девушка. Наши встречи пронеслись, как один день, и наши разговоры не отпечатались в моей памяти.
Но вот запомнилось мне, что потом, когда я выходил с Гришкой "на свидания" к клубу, где в компании девчонок присутствовала Анастасия, я всегда выбирал только её.

Лет 5 тому назад мне позвонили. Мягкий и весёлый женский голос в трубке мне предложил прогуляться завтрашним субботним днём по городу. Но увы, в тот день с вечера я должен был выезжать с товаром в командировку. Я узнал её по голосу и интонации. Это была она, Настенька. Но вида не подал. Вероятно, моя троюродная сестра, дочь дяди Вани, её одноклассница и школьная подруга, дала ей мой телефон. Я предложил ей отложить нашу встречу на понедельник. Но она уже в этот день должна была вернуться домой, к мужу. Встреча не состоялась. Иногда я жалел об этом, очень, что предпочёл сиюминутный очередной заработок встрече с любовью детства. И только затем уверенность в правильно сделанном выборе мне дали семинары С.Н.Лазарева и, в частности, ответы по теме любви, что близость и единство более всего важны на тонком плане души...
------------------------------------------------------
*Все женские имена собственные изменены.

[Монархист]

Но в следующее олимпийское лето 1980 года наши встречи не имели продолжения.
Чуть ли не в перый вечер этого своего последнего приезда в село я отправился с Гришкой в тот же детский садик, по-прежнему сел рядом с Настей на скамеечку, но она как-то странно отреагировала на моё появление:
-Как вспомню, - сказала она, - какими мы были в прошлом году дурными и бестолковыми. Ещё детьми, в сущности.
Я тогда ничего не ответил, но подумал, что за один год мы вряд ли намного изменились.
Как-то странно повёл себя в этой ситуации и Гришка - из большого числа девушек он стал приставать именно к Насте. Хотя я и знал, что эти его приставания несерьёзны. Вышеупомянутую Варю, да и некоторых других своих одноклассниц (напомню, что Гришка был старше меня и Насти на один год), Гришка любил больше.
Но я особенно не огорчался. В тот же день я познакомился с ещё одной своей сверстницей, с которой в тот год состоялся другой мой "сельский роман". Назову её условно Аней.
Это была невысокая брюнетка с большими глазами. Её короткая стрижка напоминала причёску популярной тогда французской певицы Мирей Матье. Я приходил к её дому почти каждый день часам к 11 вечера один, без Гришки. А жила она на другой стороне речушки Плотвички от центра села. И те беседы с ней на скамеечке напротив её двора также в моей памяти не отложились. Скорее всего мы говорили ни о чём. Помню только красочное июльское и августовское небо с падающими звёздами и Млечным Путём.
Но один случай, про который мне неудобно вспоминать сейчас, всё же запомнился. И, вероятно, я удалю этот отрывочек когда-нибудь. (Пока не решил ещё).
Однажды к нам с Аней часов в 12 ночи на скамеечку подсела одна Анина подружка, невзрачная девочка также 13 лет. Мне всё-таки надо было обнять и её, то есть сразу двоих, но я этого не сделал, и даже сказал Ане, что её подружка мне совсем не нравится. Подружка обиделась, а мне по истечении многих лет стало стыдно и до сих пор на душе неприятно.

После некоторых моих строк может сложиться впечатление, что познакомиться к сельскими девчонками было просто. Это не так. Тогда мне это тоже так показалось и я, перезнакомившись за третье подряд лето почти со всеми, так осмелел, что однажды пришёл в детский садик сам, без Гришки, и стал приставать к его односельчанке Варе и получил от неё по щеке несколько увесистых оплеух.
А одна девушка, старше меня года на 3, из Гришкиного села Н.......и, ярко выраженная блондинка с характером командного типа, сказала мне, отчётливо помню, такую фразу:
-Я тебя не знаю, кто ты. Но я знаю, с кем ты встречаешься на С.......е (сложившееся в народе название той части села, где проживала Аня).
Другая же девушка, соседка и одноклассница Насти, также яркая блондинка (их много было тогда, блондинок в селе), вдруг стала распространять по селу слухи, что я, не встречаясь теперь с Настей, по сути есть большой бабник и что меня нужно всем девушкам обходить десятой дорОгой.
Только теперь я начинаю осознавать, что моя дружба с Гришкой, любимцем сельских девчонок, была как бы вспомогательным пропуском для тех отношений, которые сейчас можно определить, как первая любовь.

Опишу, пожалуй, ещё один из многих запомнившихся сельских типажей русской женщины - яркие рыжие волосы, солнечный взгляд и приятная улыбка. Назову её также условно - Жанна. С ней я не встречался, а, выражаясь более современным языком, несколько раз пересекался в селе. Она была из отдалённой части соседнего смежного села Н.......и и училась в Гришкином классе. С ней было связано 2 истории.
Однажды глубокой ночью я возвращался со свидания с Аней и увидел вдалеке по дороге силуеты двух девушек. Это была Жанна со своей сестрой, которая была младше её года на 3. Я так предположил, что эти девушки могут быть не из нашего села, а из Н.......и и я могу их не знать. И встреча в час ночи в селе, где все друг друга знают и видят насквозь, для меня была нежелательна. Да и по селу могла обо мне поползти новая волна слухов: дескать, бабник и т.п. Я спрятался в одинарный кустарник на широкой кромке между дорогой и распаханным полем. Кустарник был негустой и девушки меня быстро заметили, но окликнуть сразу же не решились. Они начали ходить по дороге туда и обратно вдоль кустарника до тех пор, пока я сам не вылез из укрытия. Таким образом мне пришлось познакомиться с Жанной и её сестрой. Потом мы встречались с ней на колхозном току, в перерывах между работой. Я там, по-моему, разгружал зерно с грузовиков, а она работала на элеваторе. Это были, как я уже говорил, сельские детские подработки. И в укромных уголках элеваторной то ли башни, то ли мельницы я проводил время в компании Жанны и её подруги.

Недавно очень похожую на Жанну (имя изменено) девушку я встретил в танцевальном шоу "Танцуют все-2". Интересно, что она и её брат (а он оказался лучшим из парней на шоу; выиграла этот проект девушка) были и однофамильцами моего деда, отца матери. И я за них, конечно, болел на форуме телеканала СТБ.
Выложу здесь 2 наиболее ярких её танца (в you tube я Arheob):
Румба на первом отборочном туре в Ялте:
[youtube]http://www.youtube.com/watch?v=20B-tddpgSU[/youtube]
"Ночная" хореография шести в Ялте. Т.е. за одну ночть надо было самим танец поставить. Бродвей. Из мюзикла "Стиляги". "Американская жена". Лучше, чем в фильме-оригинале:
[youtube]http://www.youtube.com/watch?v=CDfDnqw-sUg[/youtube]

[Монархист]

Даже в армии один мой однопризывник, казахстанский немец, брат которого переселился из Казахстана в соседний от нас посёлок, как-то отметил: "Ну у вас там и женщины! Постоянно брат пишет письма, нахваливая их".
В перестройку, в конце 80-х, в наше село хлынул поток славянских переселенцев из Казахстана и Дальнего Востока. Жизнь в селе обрела второе дыхание. Но оно было временным. Экономический кризис 90-х в Украине потянул этих пересленцев обратно на родину - в экономически более процветающие провинции Казахстана и России. Село покрылось зияющими безокОнными дырами пустых домов.
Смогли ли выстоять до сего дня держательницы домашних очагов, те русские женщины в глухой украинской провинции? Неужели всё рухнуло и всё истоптано.
В последние дни своего колхозного правления председатель Ворошилов успел построить в селе церковь. Посещается ли она?
Кто ещё противостоит судьбе до последнего дня на умирающей Родине, осколке России, при том, что работать дома негде, колхозные животноводческие фермы уничтожены? Кто покинул родные места? Верю, что никто из них не пристрастился к стакану с бутылкой и даже к сигарете.

На этот вопрос я планирую найти ответ в этом году...

[Монархист]

КОСОГОРОВ
На окраине нашего села, через два дома от дома Гришки, жил маленький и непьющий мужичок, хромавший на одну ногу. Селяне дали ему прозвище Рубль-двадцать. Жену он нашёл себе не в нашем селе и она переехала к нему жить со своим сыном от первого брака Владимиром. Поскольку фамилия Владимира была пришлая, Косогоров, то односельчане стали называть его по фамилии.
В 1978 году я Косогорова в селе не застал. Он отбывал срок в колонии для малолетних преступников за какое-то ребячество – с колхозной конюшни угнал, по-моему, лошадей на продажу. Увидел я его в 1979 году, когда ему было 17, то есть он был старше меня на 5 лет.
Когда Косогоров кого-то грабил или унижал, то он это делал не столько для материальной выгоды, сколько для получения удовольствия от ощущения превосходства над своими жертвами. Его душу погубил закон права сильного, царствовавший в колониях для малолетних. «Не верь. Не бойся. Не проси» - это были принципы жизни Косогорова и на свободе.
Косогоров был среднего роста и крепкого телосложения. Волосы чёрные, брови сплошные, лицо круглое. Чуть ли не к каждому сказанному литературному слову Владимир добавлял нецензурное. Его характерной приметой были усы из юношеского пушка. Приблизительно о его внешнем виде можно получить представление, взглянув на молодого солиста «Песняров» Леонида Борткевича. Внешне они где-то похожи. Но внутренний мир этих людей был совершенно противоположный.
[youtube]http://www.youtube.com/watch?v=CBMySToqcsE&feature=related[/youtube]
Конечно, родительского тепла и любви Косогоров не получил. Рассказывали, что в детстве его отчим, Рубль-двадцать, выгонял Косогорова зимой в мороз из дому и он ночевал то на ферме, то в сарае.. И притом, выгонял на трезвую голову, так как, повторяю, Рубль-двадцать, редкий случай на селе, спиртного не употреблял.
Зимой 1979 года Косогоров уговорил моего троюродного брата Павла залезть с ним ночью в школу и выкрасть школьную аппаратуру. Затея сорвалась и дяде Ване потом это стоило многих уговоров и подношений директору школы, чтобы Павлик закончил десятый класс.
Однажды к нашей соседке, школьной учительнице, приехала на лето погостить родственница, девушка лет 18. Косогоров «не растерялся». Когда она уезжала домой и шла пешком к автобусной остановке, он подъехал к ней на своём мототранспорте и снял с неё все золотые украшения: кольцо, серёжки, кулон, часы. Благо, её отец оказался райисполкомовским работником и, связавшись с Рубль-двадцать, через него под угрозой обращения к своим знакомым в милицию потребовал немедленно всё вернуть назад, что Косогоров под страхом нового срока и сделал.
У Косогорова был младший брат, Лёша Бог или Лёша Осирис, родной сын Рубля-двадцать. Ему тогда было лет 6. Своё грандиозное и одновременно нелепейшее для его возраста прозвище он получил от школьников, которые шли с урока древней истории и увидели лежавшего и плачущего у дороги малыша Лёшу. Его, вероятно, ударил Косогоров.
-Как бог Осирис лежит, которого разрубил на части брат его, - сказал кто-то из школьников.
Это сравнение закрепило за Лёшей прозвище Осирис или Бог Осирис, эволюционировавшее затем в короткое слово Бог. Лёшка тогда начинал вбирать в себя и гордыню своего отца, и наглость Косогорова. Вспоминаю, как мы с ребятами, Гришкой и другими по вечерам играли на выгоне с малышнёй в "битву всадников". Суть игры заключалась в том, что каждый подросток садил себе за спину малыша, а они в свою очередь руками стаскивали друг друга наземь. И Лёшка-Бог из всех малышей, несмотря на свой низкий рост и самый маленький возраст, был самым цепким. Он часто воевал на моей спине и сталкивал по несколько старших ребятишек, уже школьников, выигрывая битву.
Старшие ребята, начиная с 16 лет, уже по возможности пересаживались с велосипедов на мотоциклы. Мой брат Павел разъезжал на купленном дядей Ваней "Минске". Косогоров же не имел средств на мотоцикл и собрал его сам из запчастей от мотоциклов разных моделей. Это было громкорычащее разноцветное чудовище из старых железяк, покрытое старым одеялом, как лошадь попоной. Косогоров называл его Чезетом - по имени популярной тогда серии мотоциклов.
Километрах в восьми от нашего села была маленькая деревушка из 10 домов, где в девяти домах проживали по одной или по две девушки на выданье. И только в одном из домов этой деревушки жил парень. Пешком и на велосипеде в эту деревушку было не добраться. Поэтому на мотоциклах чуть ли не каждый вечер на нашем хуторе проходил сбор и перекличка старших ребят нашего и смежного села, желающих поехать туда на свидание. Руководил этим сбором мотоциклистов Косогоров на своём ужасном монстре. До сих пор в ушах стоит его клич:
-Пацаны! На Гогино едем?
Потом говорили, что он всё-таки женился на одной из жительниц той деревушки.

Некоторые факты в этом рассказе о криминальных делишках Косогорова я всё-таки опустил, чтобы не будоражить воображение.
Даже на фоне остальных самых отпетых хулиганов того времени личность Косогорова стоит особняком. И, конечно же, с таким запредельным уровнем гордыни, злобы и ненависти Косогоров был обречён. В конце 80-х он в очередной раз совершал маневры на своём "Чезете" на нашем хуторе по выгону и врезался в стоящий трактор с прикреплёнными сзади вилами для уборки сена. Вилы проткнули его насквозь.

[Монархист]

КОЛХОЗНЫЙ СИЛОС
Каждый вечер перед закатом солнца вся ребятня нашего хутора вывозила четырёхколёсные тачанки со дворов и шла наверх через выгон к колхозным фермам воровать ночной корм для своих кормилиц-коровок. На детском фото деда Леонида 1950 года наверху просматриваются эти тогда ещё мазаные коровьи и телячьи бараки. Впоследствии, к концу 70-х, они разрослись в длину и параллельно сравнялись с длиной нашего хутора. Вширь вокруг ферм огородили летние загоны для телят. От сельской хуторской дороги вверх по выгону до ферм было метров 250-300.
Вечерние встречи на воровстве колхозного силоса для хуторских ребят как бы стали приобретать статус традиции. Там узнавались и муссировались последние новости в селе. Пожалуй, сравниться по «рангу» с вечерними кражами силоса с колхозных телячьих загонов могли только обеденные и вечерние встречи коров с пастбища. Но там «стревали», как говорили на местном наречии, коров хуторяне всех возрастов, от стАра до млада. И невеликой бедой считался невыход за суетой дел на встречу своей кормилицы, потому что, если корова немолодая и прожила у хозяев хотя бы полгода, она сама уверенно находила дорогу к родному двору. Подчас, забыв, что пришло время встречи коров с выпаса, мы часто об этом вспоминали только тогда, когда наша Зорька или позже Милка, приветственно мыча, уже сама открывала дворовые ворота своими рогами. С энтузиазмом я ждал и того дня, когда подходила наша очередь пасти коров. В этом дне мне нравилось всё: подъём до рассвета и встреча восхода солнца среди высоких трав, свист степных байбаков, которых немало было в наших краях, родниковая вода в жаркий полдень, и то, как наша Зорька (потом – Милка), сообразив, что сегодня она находится под присмотром своих хозяев, смелела и подходила к месту нашего привала, выпрашивая у людей, чтобы они почесали её бока специальной щёткой или угостили хлебом. И не дай Боже, это было главной задачей пастухов (!), чтобы стадо не добралось до клевера. В состав этого растения входят ядовитые глюкозиды, которые после реакции с водой вызывают вздутие желудка животных и смерть. Случись такая беда, нерадивые пастухи должны были возместить пострадавшим ущерб. Память и страшилки о таких случаях на селе передавались из уст в уста.

Колхозное начальство тогда уже сквозь пальцы смотрело на эти вечерние народные набеги на колхозные загоны. Каждый шофёр с уборочной возвращался домой, везя под брезентом в кузове своего грузовика прослойку зерна для домашней птицы. Комбайнёрам в этом смысле было сложнее, но и они заскакивали к себе домой по дороге на МТС на своём комбайне и оставляли мешочек-другой пшенички или овса. Ужасная поправка к Уголовному кодексу от 7 августа 1932 года об ужесточении наказаний за кражу госимущества к середине 60-х годов ослабила свой оскал и селяне беззаботно шутили: «Здесь всё вокруг колхозное - здесь всё вокруг моё». «Золотое» и благоприятное время для несунов в 70-х годах было и в городах: на стройках, заводах и фабриках. Тема несунов не сходила с полос советских газет и сатирических журналов, однако реально с этим явлением при Леониде Ильиче Брежневе, сыне курских крестьян, переехавших на промышленный Юг Малороссии в поисках лучшей судьбы, государство не спешило бороться. Видимо, добрый по своей натуре Леонид Ильич, зная о тяжёлой жизни рабочих и крестьян при Сталине и Хрущёве, такими своего рода неофициальными послаблениями решил компенсировать от государства те страдания, которые перенесли рабочие люди в 20-х – 50-х годах.
Но, подобно тому, как Византийская Империя перед падением в 1453 году погрязла в свои последние годы во лжи и воровстве, эпоха Леонида Ильича была таким же последним всплеском относительно счасливой жизни трудового народа в Советстком Союзе. Теперь каждый, кто вкратце знаком с Диагностикой кармы, может сказать, что излишняя халява развращает и является предвестником будущих несчастий.
И теперь, дискутирия с современными коммунистами на форумах, я просто не понимаю, какую модель Советской власти они хотят возродить. Если сталинскую, по их мнению, с обязательными расстрелами зарвавшихся чиновников и министров, то тогда надо возвращать и уголовные наказания для трудящихся за опоздания, не говоря уже за прогулы, когда за 5 минут опоздания на производстве давали 5 лет, а за украденную горсть зерна – 10. А если современные коммунисты хотят вернуть брежневскую модель госсобственности с мягким наказанием хищений, прогулов и пьянства для трудящихся, то почему тогда при этом взяточничество и казнокрадство должностных лиц должно наказываться расстрелами и большими сроками отдельно, как при Сталине? Конечно, были и при Брежневе суровые показательные приговоры должностным лицам, но эти лица были всё же хозяйтвенниками, директорами универмагов и заведующими складами, а не партноменклатурой, которая при Брежневе лишь приумножала свои сбережения.
Ещё современные коммунисты любят вспоминать правление Ю.В.Андропова с его девизом «Рыба гниёт с головы» и некоторыми громкими арестами, но никто не знает, проживи Юрий Владимирович подОльше, что получил бы простой народ от его наведений порядка и дисциплины. В его первые месяцы работники КГБ в дневное время уже проводили облавы в универмагах и кинотеатрах с выяснениями личностей, кто и где должен находиться сейчас по месту работы или учёбы. Что бы дало дальнейшее андроповское закручивание гаек с трудовой дисциплиной, когда надо было решать проблемы со сменой и переоборудованием технологий производства, - неизвестно. Антиалкогольный закон по идеям Андропова внедрял и Горбачёв и этот закон, надо признать, сохранил жизнь на несколько лет, многим советским алкоголикам. Но Горбачёв не смог справиться с «миной замедленного действия» - с административно-территориальным делением, проведенным большевиками в 1922 году. И ещё вопрос, смог бы эту проблему преодолеть любой другой коммунистический лидер, доживи он до эпохи демократизации, гласности и Интернета?

Сейчас у нас в области есть такие районы, где фермеры проблему хищения решили просто - скооперирировались и платят местному криминальному авторитету. Тот сколачивает на эти средства бригаду бандитов, которые рейдами с авто следят за полями во время созревания урожая. И если какой-нибудь бедолага из местных селян попадётся им в руки с украденными початками кукурузы или головками подсолнечника, то его ждёт или инвалидность или смерть, которая произойдёт после того, как ему на поле удалые мОлодцы отобьют внутренние органы.

Но тогда, в конце 70-х, всего этого мы с братом Павликом не знали. Мы беззаботно каждый вечер шли с ним к колхозному телячьему загону вверх, через выгон, нагружали из колхозных ясель 5-6 чувалов свежепахнущего силоса на тачанку и бодро везли их в свой хлев, где пересыпали этот корм уже в собственные коровьи ясли. Как правило, наша Милка с телёночком (а жвачное животное по своей природе должно что-то жевать всегда – и днём, и ночью) за ночь поедала все вечерние приношения, награждая нас каждое утро за это не одним ведёрком ароматного парного молока.
У колхозного загона мы часто встречались с соседними ребятами, с Сачком, с Косогоровым и его младшим братиком Лёшкой и другими неупомянутыми ранее лицами. Хотя, пожалуй, в завершении Сельских записей я назову и других наших соседей по хутору, ходивших тогда за силосом: вечно недовольный нытик Витюша, одноклассник Гришки; дрознящий всех подряд и убегающий Славик Грач, бывший года на 3 младше меня. Оба они как будто сейчас живы и здоровы и я желаю им долгих дней жизни.
Нагрузив четырёхколёсные тачанки до предела, мы часто играли с Павликом и другими ребятами там же, у колхозного загона, в квача, валяли друг друга в силосе, соревновались, чья гружёная тачанка доедет по накату вниз быстрее остальных и т.д. Надо было только иногда посматривать на дорогу, не видно ли приближающихся машин главного агронома или председателя. Впрочем, дорога на ближайшие километры по сторонам просматривалась хорошо, и, завидев подозрительное транспортное средство, мы пускали тачанки самокатом с горы по выгону и всегда, как правило, успевали преодолеть эти 250-300 метров до своих дворов, пока начальство подъезжало к ферме.
Но однажды так получилось, что главный агроном нашего колхоза, товарищ Ковалёв, выехал откуда-то из посадки неожиданно и мы не успели даже сгрузить набитые мешки с тачанки в ясли, присыпав их силосом (так иногда делалось, ибо какой спрос с ребёнка, пойманного с пустой тачанкой?). Я хорошо запомнил, что мы ещё пререкались с Павликом в момент нашего задержания по поводу того, грузить или нет на самую вершину горки из мешков на тачанке шестой мешок.
И вот уважаемый старший агроном колхоза Ковалёв останавливает нашу погрузку и зычным голосом спрашивает:
-Вы чьи дети?
Я, в принципе, выбрал верное решение в этой ситуации – молчать, как молчит Павлик. Павлик меня был года на 4 года старше, ему было лет 16, он местный и ему виднее. И по сему этот «допрос» - «Кто вас послал?», «Как часто вы воруете?» и т.п. – с игрой в молчанку длился минут 10-15.
Снизу, с околицы двора, за нашим задержанием наблюдал сам дядя Ваня, папа Павлика, и он немедленно отправился нас выручать.
Ковалёв лично дядю Ваню, конечно, знал. Дядя Ваня, напомню, работал в колхозе шофёром дальних перевозок на «Колхиде» и выпивал после смены тогда практически каждый день. До 1962 года, когда в нашем колхозе была председательская чехарда и почти через каждые полгода-год на общем собрании в клубе селяне назначали новых председателей, кто относительно дружил с головой. И дядя Ваня со своими десятью классами образования даже побыл года 2 председателем. (У остальных селян тогда за плечами и того не было - большинство закончило по 3-7 классов). И дядя Ваня мог бы в этой должности закрепиться навсегда, если бы не страсть к зелёному змию.
Дядя Ваня к тому времени несколько раз уже остограммливался и поэтому был особенно красноречив в разговоре с Ковалёвым. Он обратился к главному агроному как бы с позиции проходящего мимо селянина, который сам не имеет представления, чьи это могут быть дети.
- Товарищ Ковалёв, зря вы так с деточками малыми поступаете, зря. Я вот тоже держу, как и мать этих детей, коровку с телёночком, и мне не хватает тех лугов, которые выделил мне колхоз на прокорм скотины (а лугов между огородом и речкой Плотвичкой нам было выделено действительно мало – метров 30 на 30), и того покоса, что мне выделили в ярах. Я ещё сам кошУ в ярах, беру свою «Колхиду», чтоб сено вовремя прибрать и чтоб его дождём не прибило. А кАк накосят себе сена эти дети-сироты без отца? – при этом дядя Ваня погладил меня по голове.
В этом эпизоде дядя Ваня напомнил мне военнопленного русского мужика Андрея Соколова из любимого им фильма по рассказу Шолохова «Судьба человека» в сцене разговора с комендатом лагеря герром Мюллером «Я и после второго не закусываю». Сцена эта во все годы смотрится интересно – русский мужик лжёт чуждому для него начальству. Вот только дядя Ваня внешне напоминал не героя Бондарчука, а самого герра Мюллера. Тоже мне, нашли артиста на роль начальника концлагеря с характерным русским лицом (этот исполнитель роли Мюллера - Юрий Аверин похож на дядю Ваню).

Но Ковалёв был настойчив. В райотдел милиции он нас везти не собирался, но хотел выяснить, с кого из взрослых спросить за это хищение. Дядя Ваня продолжал заниматься демагогией.
В это время по близости за происходящим действом наблюдал на расстоянии метров двадцати ещё один наш сосед-хуторянин, долговязый мужичок лет 45, по прозвищу Кукушка. Он тоже приворовывал здесь же силос, но брал он скромно, без тачанки, по одному-два мешка за вечер, неся их на спине. Свои мешки пока суть да дело Кукушка выбросил и, когда Ковалёв понял, что он от дяди Вани ничего не добьётся, то обратился к Кукушке:
-А вы мне не скажите, чьи это дети?
И Кукушка с превеликим удовольствием, была в нём такая черта, прогибаться перед начальством, доложил:
-А это дети вот же, Ивана Григорьевича.
Всё логическое оправдание дяди Вани в нашу защиту рухнуло. Ковалёву стало всё ясно. Он попросил Кукушку погрузить нашу тачанку на кузов своего грузовичка-РАФика и обещал в ближайшие дни наказать дядю Ваню на трезвую голову. С тем и уехал. Но всё, по-моему обошлось и так. Только замечательная тачанка уплыла. Но сконструировали вроде новую и вылазки за колхозным силосом возобновились через пару дней.

Кукушка этот лет через 10 устроился сторожем в соседнем посёлке городского типа охранять колхозные склады. В горбачёвскую перестройку, когда пОлки магазинов опустели, к нему ночью наведалась на склад бригада местных освободившихся уголовников. Кукушка при том ограблении вместо того, чтобы сидеть тихо в будке, вступился за колхозное добро и бандиты ему, чтобы он никого не выдал (а преступников он, вероятно, знал), как в 20-е годы кулаки продразвёрсточникам, распороли живот и высыпали туда мешок крупы. Вот такая героическая смерть была у нашего соседа за колхозное добро.

На следующий год, когда я опять ехал в село с мамой и мы доехали до нашего райцентра, то на наше село в ближайшее время автобусов не было. Один встреченный знакомый сказал нам, что на автовокзале есть человек из нашего села, который как раз туда едет. Это был Ковалев на том же РАФике-грузовичке. Он довёз меня точь в точь до того места у колхозного загона, где в прошлом году поймал меня с Павликом. Его лицо было настолько серьёзно от важных колхозных дел, что по нему трудно было понять, узнал он меня или нет. Когда он высадил меня на том месте, - а дальше он не ехал, так как ему надо было на ферму, дать указания - ему показалось, что я растерялся и не знаю, где дом того дяди Вани, к которому я приехал. Он сказал:
-Мальчик, а дядя Ваня живёт во-он там внизу, видишь белый забор?
И я пошёл.

И вот ещё что важно. Уже лет 20, как я стараюсь совсем не употреблять в пищу говядину и телятину. Жаль очень мне этих умных животных.

[скво]

после этого случая уволились по собственному желанию. Они сказали, что больше никогда в жизни не будут убивать животных, потому что никогда не забудут того, как из больших печальных глаз по лицу быка катились слезы.

Всё. Здесь определились, как жить дальше - говядину не покупать и не есть.
Пост ваш пропал, Скво. Я не хотел. Простите, что так вышло. Я просто по привычке нажал на правку, а надо было на цитату.

[Монархист]

В ПТУ
Пока я пропускаю детский садик и школу. Хотя, вероятно, напишу когда-нибудь и про эти самые беззаботные времена в моей, да и всякого человека жизни. Но сейчас продолжу свои воспоминания о пребывании в железнодорожном техническом училище с 1982 по 1984 годы. А про садик и школу, чтоб соблюсти хронологическую последовательность, тогда придётся заливать в первые посты темы.

После 8-го класса, в котором почти по всем предметам у меня была оценка «2» с переводом на «3» в табель, чтоб поскорее выпроводить из школы в ГПТУ, летом, я шёл по своему району мимо стенки, расклеенной объявлениями. БОльшая часть из них призывала идти в ПТУ и осваивать рабочие специальности. На институты и техникумы в советские годы, как правило, рекламы не было - они в ней не нуждались. Но я и в ПТУ не хотел идти, так как на тот момент не испытывал тяги ни к какому ремеслу или творчеству. Я ткнул пальцем в то объявление на стенке, где нужно было заниматься поменьше лет – 2 года, а не 3. То есть железнодорожное училище.

ГЛАВНОЕ для мужского коллектива, НО ОБ ЭТОМ Я В 15 ЛЕТ ЕЩЁ НЕ ЗНАЛ (по материалам ПТУ и стройбата)
А главная-то «суть» в мужском молодом коллективе до боли проста и понятна – не быть униженным и избитым. Ну и по мере сил и возможностей избивать и унижать самому.
И главный критерий здесь – сбалансированная гармоничная карма отца, его любовь, пусть даже хотя бы не к Богу, но к себе и к своему наследнику, как продолжению фамилии и рода. Даже при всём при том, если отец порвал с матерью, она осудила его и он ушёл в раннем детстве навсегда из семьи, всё равно любовь отцовская к родному сыну, если она есть и не пропита, должна через годы и расстояния согревать сыновью душу и давать ей крылья и второе дыхание в тяжёлых житейских ситуациях.
Но это в худшем случае. А в лучшем, когда отец сохранил любовь и остался в семье, то такого отца не было за что осуждать и ненавидеть жене его. Поэтому прАвили бал и гуляли, то есть хорошо жили, в мужском коллективе всегда и везде выходцы из полных и гармоничных семей! В Советском стройбате, там, где было противостояние или борьба наций и этносов на выживание, это, конечно же, просматривалось ярче и острее. Армяне, грузины, азербайджанцы, горцы, да и вообще представители тех народов, чьи отцы считали за честь мужчины воспитать сына, конечно же, нагибали над казарменными полами и унитазами славянскую безотцовщину с тряпкой и шваброй. Но школа стройбата тогда была для меня ещё в будущем.

А пока 1 сентября 1982 года. На торжественном митинге, посвящённом началу учебного года в техническом училище (ТУ), мы, учащиеся группы слесарей по ремонту элетровоза, весело шутим, хохочем на все 32 зуба, не зная, что ждёт нас в скором времени. Мы топим тревогу этого ожидания в безотчётном смехе. За нами присматривает мастер – старый худой немец Ф…..дорф, закончивший это же ТУ в 1947 году. На почве футбольного боления я сразу же начинаю дружить со своим тёзкой, проживающим на полустанке Красный Хутор Белгородской области на границе с Украиной. Тогда граница была формальностью, электрички «Харьков – Белгород» ходили каждый час и поэтому жители Белгородской области часто выбирали харьковское, а не белгородское ПТУ..
В училище, безусловно, легче, чем в армии. В армии процесс унижения личности, если он запущен как маховик в чей-то адрес, продолжается везде и всегда, каждую минуту – после отбоя, на работе, в столовой. И столовая (на флоте – камбуз), кстати, тоже не последний фактор выживания. Право сильного за столом забрать себе столько, сколько способен съесть молодой организм, обеспечивает крепкое функциональное состояние тела, которое нужно хорошо живущему бойцу для принуждения к труду слабого и униженного. И слабый при этом ничего не может предпринять, так как после того, как он начнёт вдруг качать права, например, на камбузе требовать положенную «пайку», то тут же, в ближайшее время, на работе ли, в казарме ли, ему так отрихтуют внутренности, что всякое желание бороться за «пайку» с сильными мира сего у него отпадёт тотчас же. А самую тяжёлую физическую работу на стройке придётся выполнять тоже им, тем же униженным и голодным «чушкам», которых недолюбили в детстве отцы - алкоголики, домашние садисты, летуны-алиментщики или просто заземлённые, так сказать, ревнивцы.

Но в 1982 году я этого не знал. Да и в училище ты находишься в мужском коллективе только на занятиях и на практике – в мастерских и депо и эти отношения соответственно главенствующего и подчинённого выражены не так отчётливо. Если какой конфликт случится, то преподаватели вскоре одёрнут, не дадут добить униженного. Для уборки помещений в училище в отличии от армии ещё соблюдается график поочерёдности.
Интересно отношение к новичкам в мужском коллективе. Сразу их никто не трогает где бы-то ни было и при каких бы-то ни было обстоятельствах. Присматриваются. Не боится ли, не трусит? Как себя поведёт в определённой ситуации. Умный или дурак. Владеет ли физической силой и т.п.
В этой связи я вспоминаю, как в Северодвинске за стол на камбузе в 1986 году посадили новичка, белокурого поляка О. из Петрозаводска. Надо отметить, что часть там была со своим личным камбузом и подсобным хозяйством. Не то, что в Североморске, где на каждый камбуз приходилось по несколько частей стройбата, автобата и инженерных войск. Роту в Северодвинске держали прошедшие школу малолеток и колоний уральские ребята. С жадностью никто на кастрюли не набрасывался, но и не зевал за столом никто, хватая всё, что положено конкретному бойцу по социальному статусу. И только новенький сидел гордо и молчал. А потом, когда каждый разобрал свою «пайку», новенький тихо, но уверенно отчеканил:
-А ведь вы забыли о главном – о дедушке. Обо МНЕ.
И тут же новенькому стали всё передавать, что он сам не успел взять, - белый хлеб с маслом, кофе, котлетку, яичко вкрутую и т.п.

[Монархист]

Этот новенький был только что из дисбата, где он отмотал трёхлетний срок. А всего на то время он уже был в армии 4 года – с осени 1982 года. Я только в ПТУ пошёл 4 года назад, а он - в армию (!)

На первом курсе ПТУ некий Сергей Г., не обладавший физической силой и ловкостью, стал вести себя как-то не так, не по рангу вызывающе. С сильными авторитетными ребятами он не подружился, их он и не трогал, а вот тех, кто потише, частенько задевал и оскорблял. Меня однажды на практике, в мастерских завода Электромашина, вывел поговорить, вооружившись куском телефонного кабеля. Я вовремя убежал от такого неравного поединка, получив вдогонку по спине несколько раз этим куском кАбеля. Однако на следующий день я собрался и уже в училище вывел поговорить Сергея в коридор. Он отлетал от моих ударов без сопротивления, успевая лишь подниматься. Его авторитет рухнул окончательно. Было это в конце учебного года на первом курсе.
Всё это было бы смешно и занятно, если бы не дальнейшие события, которые приключились с этим Сергеем в колхозе, где мы отрабатывали на каникулах в трудовом лагере. А было там самое страшное, что может быть в юношеском коллективе - массовое избиение всем коллективом одного товарища. Сергея Г. Избивали долго всей группой и по большей части ногами. Прости меня Господи, но я вроде его тогда не трогал.
Помню эту барачную спальную комнату на человек 10, где собралась вся наша группа. Несчастный Сергей Г., которого приволокли гурьбой откуда-то в спальню для продолжения избиения, сидел на коечке в майке и спортивных штанишках и каждый мальчик к нему подходил и бил его как мог и чем мог. Из его носа текла кровь, на майке всё прибавлялись и прибавлялись следы от ступней обуви, а он молча, стоически, без крика, принимал эти вообщем-то заслуженные удары судьбы. На шум в комнату заскочила даже пара местных сельских жителей, которые тоже подключились к избиению, шныряя взглядами по сторонам, где что плохо лежит. Особенно запомнились удары некоего Игоря Б., впоследствии спившегося. Игорь читал сидящему Сергею мораль, подкрепляя её для убедительности ударами своих каблуков под глазницы:
-А мы говорили тебе, не трогай того-то, тех-то, не наглей, человеком будь.
Тут же от первого удара каблуком у Сергея полностью заплыл правый глаз, от второго удара – левый, однако левый заплыл не полностью и в оставшуюся щель Сергей ещё немного видел. Спасся он тем, что внимание его экзекуторов переключилось на тот факт, что местные жители, уйдя из спальни, прихватили с собой чьи-то часы, игральные карты и ещё что-то из личных вещей. В это время Сергей, собрав все свои последние силы, выскочил из спальни и побежал в окровавленной маечке и спортивных штанах на станцию. Так он и доехал на электричке в город, возможно, спасшись от инвалидности или гибели.
Жил Сергей в частном секторе недалеко от меня. Отец его был ветераном войны, боевым лётчиком. Как раз в это лето он его похоронил. И надо отметить, что ветеранское воспитание много пережившей и натерпевшейся этой старой сталинской гвардии было ещё то. Отец моего отчима, также ветеран войны, воспитывал отчима ремнём за каждую двойку и прочие шалости. Ну и отчим отыгрывался уже на нас с матерью. Как не поубивали мы друг друга за эти три года совместной жизни – вот вопрос? Эту страницу своей жизни я опускаю.
Печально, что многие люди, - дети и женщины, - и в наше несоветское время до сих пор несут на себе этот крест – мужа-алкоголика и тирана.
Лет 10 назад встретил я этого Сергея Г. где-то в очереди в госорганах, уже не помню где. То ли в очереди в налоговую, то ли в медкомиссию куда-то. Он сказал мне, что выкупил автобус и занимается пассажирскими перевозками. Однако недавно его автобус с десятком пассажиров перевернулся по гололёду в кювет. Все остались живы, но он сейчас под следствием. Я тогда уже пару книжек Диагностики кармы прочитал и успел ему даже рассказать, что, мол, при всех неприятностях и ударах судьбы держись за любовь к Богу. Он мне невнятно кивнул, но о дальнейшей судьбе его я не знаю.
Это нечёткое любительское фото с фотоаппарата «Смена» осени 1983 года - уже второй курс ПТУ, нам тут по 16 лет. Мы где-то на физкультуре в лесу. Сергей Г. , - он 4-й слева стоит, я следующий слева, от меня только голова под деревом видна, - так вот Сергей уже на втором курсе стал тихим и спокойным. "Обломали", естественно. Как ни странно, второй курс технического училища он закончил без эксцессов.

[Pine]

Монархист, Почитала,очень понравилось

[Монархист]

Монархист, Почитала,очень понравилось

Спасибо, что в столь позднее время не прошли мимо. Продолжение будет.

[Монархист]

[youtube]http://www.youtube.com/watch?v=23hSNCZG7mE&feature=related[/youtube]

Кажется, полная фигня. Рафаэллу Карру оставил. Она считалась "другом" СССР, однако эту тука-туку у нас не крутили по тВ.

[Монархист]

Подправил свои прошлые опусы.
На форуме бываю редко или даже совсем не бываю.

Мысли по поводу трёх последних книг Лазарева.
Несмотря на то, что много уже издано книг СНЛ, мысли его в трёх последних книгах становятся компактнее и значимее. Все вопросы, поднятые им, были актуальны и задели лично меня за живое.
Вспоминаю конец 70-х – начало 80-х. Строительное общежитие, где я жил. Мне было 11 лет и я искал тот духовный стержень, на который бы смогло опереться моё ego и который воспитал бы меня как личность. Забегая вперёд отмечу, что, к сожалению, тогда я этот стержень не нашёл. Отец – алкоголик, отчим – тоже. Оба воспитаны вне любви.
Рабочий люд в «общаге» тогда уже не верил в светлое будущее, где будет, как говорили на ленинских уроках в школе, «каждому – по потребностям и от каждого – по способностям». Охаивали на чём свет и советских вождей, прошлых и нынешних, и пустые прилавки магазинов.
В то время ( как сказал Лазарев в 4-й книге «Воспитания родителей», стр. 16) язычников перестали держать в страхе и вся внутренняя пустота и безверие полезли внаружу.
О Боге я тогда, увы, почти ничего не слышал. Лишь только моя бабушка мне говорила, что Он всё же есть, но более умный дедушка, медик, мне говорил, что Бога нет и надо быть атеистом и материалистом, как все, и что бабушка сама толком не знает, во что она верит.
Единственным местом в последние брежневские годы, где я мог получить какую-то важную информацию для души были уроки русской литературы. Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Грибоедов, Горький, Маяковский. Но увы! Это был обман и великая профанация для моего поколения.
Неслучайно Сергей Николаевич посвятил так много размышлений о русской классике в последних трёх книгах.
Родители Пушкина, как и родители Лермонтова, отреклись от любви ради благополучия и сознания. Пушкин с теплотой отзывался лишь о своей няне, а Лермонтов любил лишь воспитывавшую его бабушку Елизавету Алексеевну. Победа разума превалировала в их стихах.
Зная, что Сергей Николаевич иногда грешит неточностями в изложении информации, мне было интересно перепроверить количество дуэлей Пушкина из-за его подшучиваний, в том числе и в эпиграммах, над теми мужьями, кому он ставил рога. Конечно, их было не сотня и не полсотни. Количество документально зафиксированных преддуэльных конфликтов Александра Сергеевича было «всего» 29, а дуэлей 20 (Здесь статья Владислава Ходасевича 1937 года «Дуэльная история Пушкина» - http://www.baltwillinfo.com/baltika/306/b15.htm ), что не меняет общей сути.


Однако, скорее всего Пушкин интуитивно понимал, что убийство человека на дуэли из-за гордыни навеки ляжет несмываемым чёрным пятном на его биографию. И всё его творчество потомками будет рассматриваться также сквозь призму этого убийства. «Гений и злодейство – две вещи несовместные» - сказал его Моцарт в трагедии «Моцарт и Сальери». И поэтому Пушкин избегал стрелять в противников, мужественно выдерживая их выстрелы.
Опять же можно вспомнить и своеобразное начало этой поэмы:
«Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет – и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма».
Т.е. поэт не верил и в Высшую Справедливость – Божий Суд.
Запомнилась такая «стратегия» учителей литературы советской поры. Вот, мол, Онегин, Печорин, Чацкий были лишними людьми среди дворян, но бороться с самодержавием они тогда ещё не могли по объективным причинам – не созрели идеи. Но потом т.н. «наследники» Онегина и Печорина пошли в народники и большевики, свергли самодержавие, стояли во главе революции и построили для нас счастливое настоящее.
Конечно, эту тему можно исследовать и исследовать – влияние русской классической литературы на молодое поколение 70-х – 80-х годов ХХ века. Я лишь вскользь её коснулся. И она бы была занятна, если бы не была такой грустной. ЧтО моё поколение без любви к Богу в душе смогло дать своим детям сегодня? Вопрос вопросов, когда мы видим поголовное курение, почти свободную продажу наркотиков, одурманиевание нации пивом.

Продолжение, вероятно, будет.

[Монархист]

Зачем цыгане, а также казахи-степняки…
/Эссе о стройбатовском прошлом и о жизни/.


Однажды в прошлом августе я шёл с рынка, где приобрёл по оптовой цене пару десяток дудок для продажи на футбольных матчах. В последние годы дудки особым спросом уже не пользуются у нас, потому что попали под фанатский пресс. Дело в том, что в Европе, законодательнице фанатских мод, фанаты решили отказаться от дудения и стали поддерживать любимые клубы только дружным скандированием и пением. Пример английского, немецкого, французского боления был тут же поддержан украинскими фанатами и они стали запрещать рядовым болельщикам дуть в дудки, громить палатки торговцев, продающих дуду, и пролоббировали этот запрет среди президентов клубов. На многих украинских стадионах запрет на дудки был официально прописан в правилах поведения на стадионе. А гигантский памятник Царь-Дудки, занимавший почётное место на донецкой «Донбасс-Арене», был потихоньку демонтирован с родного стадиона «Шахтёра» и увезен в неизвестном направлении.
Но я по-прежнему не исключаю дудку из своего ассортимента. Да, дудка уже не основной товар, как в 90-х – начале 2000-х, не мать-кормилица, но какое-то подспорье к приработку она всё же даёт. Только при её продаже нужно предупреждать покупателей, чтобы они были осторожны, прятали дудку при входе на стадион по карманам и сумочкам, а также старались не дуть в них, если по близости находятся фанаты, во избежание конфликтов с оными.
Но это так, отступление от темы.
Итак, я возвращался с полиэтиленовым кульком, где лежали дудки, и, на местном базарчике при станции метро мне захотелось испить молочка. Очереди на обычно людном в это время молочном киоске как ни странно не было. Но только я подошёл к окошечку киоска, достал всю пачку купюр, - а было 1200 гривень, - заказал пакетик молока, как за мной стали две женщины в чёрном. Ещё две женщины в похоронных платьях цыганской внешности в этот жаркий август окружили меня спереди и сбоку, якобы рассматривая прилавок. Я купил молоко и положил пачку денег обратно в боковой карман. Как только я отошёл от киоска, эти четыре женщины в чёрном сразу потеряли интерес к молочным продуктам и разбежались. Я потрогал боковой карман и, как можно было предположить, ничего там не нашёл. Разрезан был и полиэтиленовый кулёк с дудками, но дудки их не заинтересовали. Дудки были целы. 1200 гривень стали неплохим подспорьем в семейном бюджете этих четырёх цыганок. Ведь, чтоб взять меня в типичную щипаческую «коробочку» у прилавка, они долго меня ждали у киоска, пропускали покупающих молоко бабушек с тощими кошельками. Потому что добыча из кошелька бабушки была бы мизерна, а место было бы спалено криками и причитаниями жертвы: «Ой, обокрали! Ой, сволочи! Всю пенсию вытащили!..»
Этот случай заставил меня задуматься о том, почему цыгане появляются на моём пути.В стройбате мне приходилось вступать в противостояния с представителями разных национальностей, но именно немногочисленные контакты с цыганами - я встречал всего-то трёх цыган в двух разных частях, где служил, - оставили на моём теле физические следы.

Но обо всём по порядку.
В первой части, под Архангельском, я работал в мастерской слесарем, а цыган по кличке Сеня, с Урала, работал в этой же мастерской жестянщиком. Точнее даже не этнически чистый цыган, а цыган по отцу. Его мать была русская. И это, как оказалось, была гремучая смесь. От отца ему досталась харизма, сила воли и кочевническая злость, а от матери – природные ум, практичность и находчивость. Он был крепко сбит, медлителен и не любил поворачивать головы. Но если уж поворачивал голову в сторону перечившего, то на 80% этот поворот заканчивался мощным ударом в лицо оппоненту.
Когда в первую осень службы прибыли новобранцы, то в мастерские к нам был направлен один интеллигентного вида армянчик, которого этот Сеня методично и ежедневно избивал на работе, приговаривая при этом: «Только тут у нас в мастерских армян не хватало». А роту нашу держали тогда уральские, в основном, после сроков. Армянин-то был вроде и хрупенький паренёк, и Сеня вроде лупит его и лупит около часу, уже и кровь идёт из его носа, и губа разбита, и надо бы армянчику уже умолять о снисхождении Сеню, а армянин как посмотрит на него исподлобья во время передышки гордо, так Сеня и опять продолжает его бить.
Однажды на камбузе, не поделив место за столом, Сеня ловко ударил в лоб дежурного по роте дембеля-армянина, который отлетел на несколько метров и распластался на полу в разлитом борще. (Сам Сеня на тот момент прослужил год). В других двух ротах власть держали казахи и поэтому этот поступок Сени вызвал всеобщее одобрение уважаемых людей всех трёх рот части, присутствующих тогда на камбузе. Были и в других ротах степЕнные деды-армяне. Но их горской христианской харизмы по сравнению с казахской степной было недостаточно для того, чтобы регулировать отношения внутри казармы.
Сеня очень не любил, когда я оказывал неповиновение хорошо живущим солдатам и особенно ему. Несколько раз он приговаривал, тыкая своим тяжёлым кулаком мне в грудь:
-Эх, (моя фамилия), какой бы я дал тебе ….ы, если бы я встретил тебя на гражданке! Не, не такой, как здесь. Это разве п….лина… А капитальной! На совесть! А тут за это меня посадят.
При этом Сеня, иллюстрируя своё желание избить меня до полусмерти, сжимал кулак и слово «капитальной» не проговаривал, а как бы напевал с надрывом. И в этом надрыве я слышал всю злость его предков на мир, на полуголодное существование в холодной морозной степи.
И вот судьба распорядилась так, что я сидел на камбузе с Сеней за одним столом напротив него. Понятно, что в стройбатовской столовой молодым солдатам достаётся лишь то блюдо, которое не понравилось хорошо живущим. И это необязательно первое блюдо. Бывает, и на второе ужасная невнятная перловка или вареная капуста, а на первое - вполне съедобный суп-харчо. И тогда вся кастрюля с супом уходит к уважаемым "дедушкам". Молодым соответственно достаётся перловка без мяса. Мясо для каши также делится среди хорошо живущих.
Как сейчас вспоминаю, что на тот завтрак в нашу часть стола была подана тарелка салата из свежей капусты, морковки и лука под уксусом и постным маслом. (Две тарелки с салатом подавались на один стол из десяти человек). На севере в стройбате свежие салаты давали нечасто. И мне тогда почему-то так захотелось, чтобы этот салат не прошёл мимо моего рта. А Сеня, естественно, сразу же всю салатницу пододвинул к себе, дав снисходительно, по-моему, двоим из его призыва взять по ложечке. Третьим, берущим салат уже из-под носа Сени, был я. Я протянул пустую ложку к салатнице, зачерпнул и положил себе в тарелку. Все притихли. Сеня опешил от такого нахальства. Его реакция была моментальна – он вмазал мне в нос кулаком со всей силы. Кровь, однако, не пошла. Бывают такие удары в нос, когда очень больно, но кровь не идёт. Но носовая перегородка сместилась навсегда. С тех пор моя левая ноздря вбирает воздуха меньше правой. И в период болезни, когда у меня закладывается нос, я всегда вспоминаю цыгана Сеню.
Я думаю о том, чтО хотел сказать мне Сеня этим ударом? Чему научить? Думаю, тому, что пищу нужно поглощать с достоинством. И пища не должна быть унижением для духа.

[Монархист]

Запомнился, пожалуй, мне этот Сеня ещё по одному случаю, который я расскажу. Он всегда относился с благоговением к тем, кто смог устроиться в армии поближе к начальству. А близость к начальству автоматически давала солдату некоторые вольности и привилегии – кушать тогда, когда хочется, а не тогда, когда погонят, брать столько, сколько надо, а не сколько дадут, не ходить на утренние и вечерние переклички и т.п.
И вот однажды по роте прошёл слух, что мне может улыбнуться удача. В управлении строительных работ демобилизовался художник и в декабре начальник подыскивал нового художника-оформителя. Кто-то из офицеров части порекомендовал начальнику меня. Меня вызвали для проверки в управление. Я кое-что намалевал ему плакатным пером. К тому времени я набил руку на плакатном письме в роте и этот начальник, проверив, что рисовать я могу, позвонил командиру части, чтобы спросить у него, можно ли меня взять на эту должность. Но командир части категорически посоветовал ему отказаться от моих услуг. И вот почему.
В декабре 1986 года часть покидали командиры отделений, сержанты-дембеля. Естественно, на их вакантные места с осени метили солдаты моего призыва, кто уже проявил свою силу воли и способности в подчинении сослуживцев. Наш призыв был большим и многие отделения в роте состояли только из солдат, призванных весной 86-го. Командиром моего отделения был такой ушлый усатый мужичонка после отсидки, с Урала, дембель, лет 26. А среди нашего призыва в отделении выделялся коренастый невысокий немец из Казахстана. Обыкновенно в стройбате казахстанские немцы не выдерживали противостояний с азиатами и очень часто все 2 года службы мыли полы и унитазы. А именно этот немец, Витя, занимался на гражданке тяжёлой атлетикой. Сильный удар у него был, бесстрашие и харизма тоже. И тогда в ноябре он уже пристреливался к сержантским лычкам, покрикивая на однопризывников в отсутствии сержанта.
Однажды в мастерской он попросил меня подмести вместо него по графику. Я отказался. За это я сразу же получил удар в глаз такой силы, что возникший фингал светил всеми цветами радуги больше месяца. Меня долго спрашивали затем все офицеры и командир части – майор по кличке «Шницель» - кто это так постарался. Конечно, я молчал, как рыба. Меня просили молчать и сослуживцы, и тот немец Витя, ибо за видимое физическое увечье ему светило вполне реальное уголовное наказание. Здесь телесное повреждение было, как говорится, на лицо. Да я и сам понимал, что, если я расколюсь, то впоследствии мой статус может значительно понизиться. Даже в кошмарном сне я не думал выдавать этого Витю.
Однажды Шницель с группой офицеров после ряда безрезультатных допросов другими офицерами завёл меня с этим лиловым синяком под глазом в кабинет для последнего разговора. По придуманной согласованной версии для начальства я утверждал, что упал, когда нёс дрова, с верхней ступени лестницы вагончика-времянки.
Здесь нужно отметить, что изначально, придя в армию, я принял неверную тактику противостояния хорошо живущим. Обычно мой призыв старался увёртываться от традиционных ударов в грудь, закрывая грудь руками. Я же почему-то выпрямлялся на раздаче от «дедов» по стойке «смирно» и гордо принимал удары на себя в грудную клетку. По глупости я всерьёз на веру воспринял агитацию/рекомендацию в пользу такого поведения.
У нас в части был в большом авторитете некий казах Хасан, мастер спорта по боксу, по-моему, супертяж.
По легенде, когда Хасан уходил в армию, то его тренер, с болью отпуская его, сказал:
-Ну, брат, прощай. Если не залетишь в армии, то точно будешь чемпионом СССР или мира. У тебя есть для этого все данные.
Но Хасан в армии залетел и из неё не вернулся. Об этом после.

Когда наш призыв находился в отдельной казарме, на карантине, этот Хасан часто приходил с друзьями-казахами нас воспитывать, т.е. приструнивать нашу «борзость», у кого она осталась с гражданки, и готовить к будущей субординации. Вначале он смотрел на молодых бойцов холодным тяжёлым взглядом, с удовольствием наблюдал, как их животный страх перед ним переходит в лицевую мимикрию, а потом только наносил удары. Чаще всего он бил в грудь. Удар в грудь был самым распространённым способом воспитания молодых и непокорных солдат, потому что он не нёс за собой видимых телесных повреждений. Среди нашего призыва был один казах из Караганды, который говорил, что он вырос среди русских и уже сам считает себя русским. Он был грамотен и образован и сразу понравился Хасану. Хасан затем выдвинул его в командиры отделения. И вот тогда этот казах из Караганды советовал нам «от чистого сердца», как вести себя при встрече с Хасаном. Он говорил:
-Главное, не шугайтесь его. Стойте на месте, как и стояли. Если вы начнёте дёргаться, то вам достанется ещё больше. Принимайте с достоинством его удары на грудь.
Об этом же, как себя вести молодым солдатам при избиении, говорил и ещё один сержант-чеченец из Казахстана:
-Не люблю, когда дёргаются. Если русские с достоинством переносят удары, то я это в них уважаю. А если визжат, как женщина, и шугаются, то таких ИвАнов я буду чморить ещё больше.
Эти рекомендации в начале службы, заведомо неверные, запали мне в душу и я именно так вёл себя при избиении. Стоял на месте по стойке «смирно». Но многих «дедушек» такая покорность лишь раззадоривала и они с ещё бОльшим удовольствием продолжали испытывать мою грудь на прочность. В конечном итоге она вся посинела от синяков и я всё-таки вернулся к «общепринятому» методу защиты - прикрывать грудь от ударов выставленными вперёд руками. Однако был такой эпизод, когда сплошные синяки на груди меня на миг сломали. И об этом после.

И вот, когда я разделся на допросе в кабинете у Шницеля, то он увидел мою грудь в разноцветных синяках. При этом старые синяки предательски отсвечивали серым, синим или коричневым цветами. Шницель тогда артистично удивился этому и сказал:
-Ну, допустим, что синяк под глазом у тебя оттого, что ты упал с вагончика. Допустим. Но почему вся грудь в синяках? Этот болит?
-Нет, не болит, - ответил я.
-А этот? – продолжал нажимать на синяки Шницель.
-И этот не болит. Они старые, - ничего лучше не мог придумать я в оправдание.
Тогда лицо майора расплылось в саркастической ухмылке и он сказал:
-У меня в Белоруссии сосед был. Ехидный такой гармонист с уголовным прошлым. Сядет, бывало, вечером на лавочку у подъезда с гармошкой и поёт частушки: «И тут болить, и там болить. Тольки там не болить, Там, где милый шевелить».
В воздухе повисла тишина.
-Ну дак в п…е, значит, - пояснил частушку своим коллегам-офицерам командир части и напряжённый допрос разрядился угрюмым смехом.
После этого меня оставили в покое.

Помня об этом неудавшемся допросе, Шницель, естественно, и посоветовал начальнику строительных работ не брать меня на столь тёплое местечко в управлении.

Но ещё до этого дня, когда мне отказал начальник строительного управления, как я уже говорил, по роте курсировали слухи о моём повышении. И я с интересом услышал по этим слухам комментарии от самого цыгана Сени.
Дело было на построении перед обедом. Я в шутку толкался в строю с одним казахом моего призыва. Сзади стоял этот Сеня. До сих запомнились его слова тогда:
-Казах, ну кто ты такой? Ты чурка. А вот он (он назвал мою фамилию), он теперь в управлении в тёплом кабинете сидеть будет и с генералами за белы ручки здороваться.
Причём эти слова Сеня произносил без сарказма или иронии.
Увы, его прогнозу было не суждено сбыться…

А после расформирования той части в конце января я вместе с Сеней был переведен в Североморск, где в роте держали власть уже армяне. И там, надо отметить, Сеня тоже зарекомендовал себя, как волевой, хорошо живущий солдат. На камбузе он чинно и с достоинством принимал пищу за одним столом с тамошними сержантами-армянами. Но в Североморске ни на работе, ни в роте мы уже с ним не пересекались, тем более вскоре мы с ним оказались в разных ротах.

Хотя, пожалуй, он мне и в Североморске запомнился одним случаем.
Это случилось в выходной воскресный день в ленинской комнате, где солдаты лениво дремали за столами якобы на политинформации. На «учительском» месте стояло пианино. Один высокий, крепкий и светлый парень, - он не запомнился мне ни именем, ни фамилией, а только тем, что был из детдома, - вышел к пианино и стал что-то фальшиво наигрывать, воздействуя на нервы отдыхающим. Нас только перевели в эту часть и Сеня ещё не знал тут всех раскладов, кто чем живёт и как дышит, однако он был единственным, кто сделал этому красавцу замечание. Запомнилось то, что и у Сени, и у этого клацавшего по клавишам были тщательно набиты о трёхлитровую банку кантики на зимних шапках маленького размера (чтоб чубчик выступал по моде из-под шапки) – это был признак того, что боец в роте живёт хорошо. Детдомовец продолжал клацать, не обратив внимание на замечание Сени. Тогда Сеня в своём фирменном замедленно ленящемся стиле подошёл к нему и потребовал замолчать. Кулаком Сеня так и не рискнул воспользоваться. Но солдат из детдома в ответ посмотрел ему в глаза и сказал:
-Ты чё борзеешь? У нас в детдоме таких, как ты, давили.
Фигура «пианиста» была крепка, соотношение третьих сил при вероятном физическом конфликте не ясно, т.к. Сеня ещё не успел подружиться с местной «элитой». И Сеня вернулся на место. Игра на пианино продолжалась.
Тут харизма натолкнулась на другую харизму и всё закончилось ничьей.

[Монархист]

Вторым цыганом в роте был некий Зайченко* из КировОграда. Его имя я не помню. Это был плечистый накачанный детИна с мощным боковым ударом. Под кроватью он держал гири и ежедневно c ними занимался. По вечерам в казарме он пел под бреньчанье гитары репертуар солиста группы «Форум» Виктора Салтыкова – «Давайте созвонимся», «Островок» и неофициальный гимн Питера 80-х «Белую ночь». Других песен в его исполнении я не слышал. Когда он бил «духов», то получал от этого такой кайфовый экстаз, в котором одновременно читались и раздражение от несовершенства жертвы, и радость от её унижения, и себялюбие. Цыганом был его отец, мать была украинкой.

Вот эти популярные осенью 1986-го в стройбате песни Виктора Салтыкова, которые он пел.
Эти же песни Салтыкова пользовались популярностью под гитару и у казахов. Только почему-то у них ещё снискала уважение и песня Софии Ротару "Лаванда".
[youtube]http://www.youtube.com/watch?v=Db6dy1zUmmw[/youtube]
[youtube]http://www.youtube.com/watch?v=7n-hJH9gSxE[/youtube]
[youtube]http://www.youtube.com/watch?v=Gktl2efVHoc[/youtube]

Однажды на камбузе он принял бой от самого Хасана и продержался минут 15. Самого боя я не видел, но слышал разговор этого Зайченко о нём с нашим старшим прапорщиком, также бывшим боксёром, казахстанским украинцем. Лицо и корпус этого ротного старшины можно сравнить с ныне популярным сериальным актёром Юрием Цурило, когда тот был ещё с усами. Они примерно похожи. Старшина поучал его, как можно было выиграть бой у Хасана:
-Ну дак ты бы не только уходил бы от него, но держал бы блок, а в перерывах между его сериями старался бы попасть ему в челюсть.
После этой драки Зайченко ещё долго с гордостью показывал всем, даже молодым солдатам, синяки на спине, оставшиеся от ударов Хасана.
Когда мы шли на камбуз, он зарядил мне своим мощным ударом в нижнюю часть посередине позвонка просто разминки ради. Недели две после этого удара я с трудом поднимал руки. И сейчас очень часто этот сустав с отметиной от цыгана Зайченко стреляет мне в спину, как бы передавая от него привет.

Что Зайченко хотел сказать мне этим ударом?? Возможно то, что людей надо любить в глубине души. И даже цыган. В противном случае есть вероятность самому в следующей жизни родиться цыганом.

Ещё я часто думаю, откуда взяли мощную энергетику и силу воли хорошо живущие солдаты, которые не были верующими или мусульманами. Кармические запасы предков? Но кармические запасы любви именно у цыган или казахов, которых правоверными мусульманами можно было назвать с большой натяжкой, преобразовались в силу духа на бескрайних степных просторах. А бывало, я встречал в Североморске городских казахов, интеллигентов, которые эту степную силу растеряли и мыли полы наравне с остальными "чушками", как принято было на том сленге именовать сломавшихся солдат.
Мои предки тоже обитали на Природе – пахали и сеяли. Но этот крестьянский труд в полях был принудительным. Мои прапрапредки-крестьяне не были так свободны, как предки цыган и казахов. 350 лет крепостного права на Руси оказали на состояние духа русских крестьян слишком пагубное влияние. Потом, с 1861 года, была небольшая передышка, длившаяся около 60 лет. Потом опять колхозная кабала. Но лишь свобода давала таких гениев из русских глубинок, как Ломоносов, Лесков, Есенин. Только свобода даёт миру бойцов.

Моё незнание тех жизненных азов для мужского коллектива, как нужно встречать удары, закончилось моим самым большим в жизни унижением сознания и раной души.
Дело было так. Тогда роту у нас держал такой себе авторитет по кличке «Лось». Это был громадный, свыше 190 сантиметров, мОлодец с Урала, осеннего призыва 85-го года, с пудовыми кулаками. Всё это время, что я служил, он уже находился под следствием, нигде не работал и только ездил давать показания в военную прокуратуру по поводу своих предыдущих дел. Вскоре его определили в дисбат.
Однажды я не угодил ему тем, что я прибивал в казарме после отбоя по просьбе замполита на стенку стенд наглядной агитации и мешал ему отдыхать. В отместку тут же после этого он нанёс мне своими мощными кулаками большую серию ударов в грудь. Моя грудь превратилась в одно сплошное синее месиво. После этого он, видимо, подметил, что я уже не так, как раньше встречаю удары от него и других «дедов», а закрываю грудь руками, т.к. свежие удары мне приносили мучительную боль. И можно приступать тогда, раз я уже боюсь боли, к унижению моральному. В какой-то мере тогда меня спасло то, что я лёг в санчасть с флегмоной на ноге. Флегмона – это такое нагноение, нарыв, последствия сильного удара в кость, которое потом, после вскрытия, переходит в длительно незаживающую рану или язву. В том случае я пролежал в санчасти недели две, не больше. Тогда мне оказал квалифицированную помощь санинструктор Славик. Но главное, что за эти две недели без ежедневных избиений начала заживать грудь.
По сути, самое страшное в стройбате – это начать мыть полы. Если ты это сделал под любым предлогом, то как бы ты не сопротивлялся в последующем, «давал отмашки» наседавшим, на помощь им заставлять тебя взять снова тряпку, ведро и швабру будет приходить «актив» роты. Можно выиграть драку один на один, но тогда тебя будут забивать всем коллективом, помня о том, что один раз ты уже проявил слабость и стал за кого-то мыть полы.
Ещё ниже, в чуханы, можно опуститься, если начать стирать чьи-то форму, портянки, подворотнички и заправлять за кого-то коечки. Слава Богу, до этого я не дошёл, ибо, если бы это произошло, то даже не знаю, вынес ли я это испытание.
С нами вместе в «русскую» роту пришла группа азербайджанцев моего призыва. Два месяца их катовал ротный «актив» и пытался заставить мыть полы. Что только с ними не делали. В других ротах власть держали казахи и к азербайджанцам не могли прийти на помощь их соплеменники. Азербайджанцами мыли полы. Трое хорошо живущих брали одного из азрбайджанцев за все части тела, окунали в тазик с водой и тёрли им по полу. Остальные хорошо живущие (на том слэнге – «деловые», но это слово я не употребляю, т.к. у него ныне иной смысл) стояли вокруг и интенсивно добавляли носком сапога по почкам и печени. Затем приносили азербайджанца в туалет и макали головой в унитаз с г…. пока он не захлёбывался. Из шести человек сдался и стал мыть полы лишь один! Такова была сила духа мусульман.

Славик тоже был не из робкого десятка. Он был из Луцка. С ним в санчасти постоянно находились гитара, гири, боксёрские груша и перчатки. Когда плохо живущие солдаты приходили к нему в санчасть с мнимыми или явными болячками, то первым делом Славик ударял в лоб жалующемуся и у того моментально отпадало желание болеть. Для хорошо живущих солдат обращение в санчасть считалось большим «западлом».
Он неплохо пел и в последствии стал популярным украинским певцом и композитором.
Моя рана была серьёзная и поэтому Славик проявил ко мне снисхождение и положил всё же в санчасть. За это я выступал для него спарринг-партнёром по боксу. Но не грушей. Один на один я дрался и держал удары сносно.
Однажды в санчасть к нему зашёл Лось. Попить чайку, поговорить о том, о сём. Увидев меня, Лось напомнил мне о том случае, когда он не оставил на мне живого места и сказал, что, если я не хочу, чтоб это повторилось, то я должен сейчас же прочитать ему стишок «по-хохляцки». Чтобы уважаемый человек на досуге развлёкся. И я сломался... Я прочитал этому авторитету Лосю это стихотворение по-украински и он веселился от этого и получал удовольствие. Это был стих Тараса Шевченко. Это было в присутствии Славика, западноукраинца, и он был сильно поражён тем, что я докатился до такой черты духовного унижения. По воспоминаниям о Славике других артистов, он всегда с большой осторожностью знакомился с новыми людьми. Это свой отпечаток на его характере оставила армия. Видимо, он боялся, что новый человек (а в искусстве это особенно вероятно) может оказаться со слабым духом.

Нужно отметить также, что фамилия этого авторитета заканчивалась на –енков, т.е. сам он был из обрусевших украинцев. А украинцы, осевшие в России, как известно, испытывают особенные антипатии к украинцам с Украины.

В позапрошлом году умер Славик, захлебнувшись в озере на рыбалке во время приступа сахарного диабета. Царствие ему Небесное! Думаю, Лось, тоже нашёл своё последнее пристанище где-нибудь на лагерных пересылках.

Армия – такая школа жизни, которая ничего не даёт для жизни. Армейские ненависть к ближнему, унижения духа – их надо преодолевать всю жизнь.

Славик нечасто появлялся на киевских тусовках и его записей не так много. Один из его последних концертов.
[youtube]http://www.youtube.com/watch?v=MzKL07NQIEk&feature=related[/youtube]
____________________________
*Его фамилия изменена.