Trubadur писал(а):Но все это должно держаться не на разуме, а на нашем доверии Богу и на наших чувствах. Слушайте свое сердце, слушайте свою интуицию, это и есть наша путеводная звезда и только наш неспокойный ум способен затмить ее свет.
Да. Если почитать различные жизнеописания индийских, например святых, то это становится совершенно очевидно. Никакая система не "подключит" человека к его мистическому внутреннему. Но подтолкнуть туда может)))... а может и в другое место.. Хотя судя по тенденции развития ФДК и наблюдая за его многими участниками, все-таки привела именно туда)))) Но! Это уже за пределами системы.
Прекрасный пример такого понимания интуитивного познания Бога - садханы - отражен в отрывке из книги Парамаханса Йонананды, «Биография йогина»:
– Маленький господин, садись, пожалуйста. Я беседую с моей Божественной Матерью.
С великой осторожностью я вошел в комнату. Ангельский вид учителя Махасая[1] совершенно ослепил меня. С шелковистой белой бородой и огромными светящимися глазами он казался воплощением чистоты. Его приподнятый подбородок и сложенные руки говорили, что мой первый визит нарушил его молитвы.
Простые слова его приветствия произвели самое сильное из ранее испытываемых впечатлений. Горькую разлуку со дня смерти матери я считал мерой всех мук. Теперь же неописуемой духовной пыткой стало страдание от разлуки с Божественной Матерью. Со стоном я опустился на пол.
– Успокойся, маленький господин! – сопереживая, сказал святой.
Утопая в океане отчаянья, я охватил его ноги как единственный оплот спасения.
– Святой господин, молю вашего ходатайства! Спросите Божественную Мать, найду ли я какое-нибудь расположение в Ее взгляде!
Святое обещание ходатайства даруется нелегко. Учитель смущенно молчал. Вне всякого сомнения, я был убежден, что учитель Махасая интимно беседовал с Вселенской Матерью. Было глубоко унизительно сознавать, что мои глаза слепы к Той, Которая даже в этот момент была доступна восприятию безупречного взгляда святого. Беззастенчиво охватив его ноги, глухой к мягким протестам, я вновь и вновь просил о милости ходатайства.
– Я передам твою просьбу Возлюбленной, – капитулировал учитель с тихой улыбкой сострадания.
Что за сила в тех немногих словах, способных избавить мое существо от обуреваемого неистовством изгнания!
– Не забудьте о своем обещании, сэр! Я скоро вернусь за вестями от Нее! – радостное ожидание звучало в голосе, еще минуту назад полном скорби.
Переполненный воспоминаниями спускался я по длинной лестнице. Этот дом в Калькутте по Амхерст стрит 50, где теперь жил учитель Махасая, был домом моей семьи, когда умерла мать. Здесь мое человеческое сердце было разбито ее утратой. А ныне здесь же мой дух был как бы распят из-за отсутствия Божественной Матери. Священные стены – молчаливые свидетели мучительной боли и окончательного исцеления!
Энергично шагая я быстро пришел домой и в поисках уединения забрался в маленькую мансарду. До десяти часов вечера я пробыл в медитации. Теплота теплой индийской ночи внезапно озарилась чудесным видением.
В великолепном сиянии передо мной предстала сама Божественная Мать. Ее лицо с нежной улыбкой было прекрасно.
«Всегда Я любила тебя! Всегда буду любить!»
Она исчезла, небесные звуки еще переливались в воздухе.
На следующее утро, едва солнце взошло настолько, что нанесение визита стало приличным, я во второй раз посетил учителя Махасая. Поднявшись по лестнице дома горьких воспоминаний, я добрался до его комнаты на четвертом этаже. Шарообразная ручка закрытой двери была обернута тканью, в чем чувствовался намек на то, что святой желал уединения. Когда я нерешительно ступил на лестничную площадку, дверь открылась гостеприимной рукой учителя. Склонившись к святым стопам, в игривом настроении я сделал невозмутимое лицо, пряча за этим божественный подъем.
– Сэр, я пришел так рано – сознаюсь! – за известиями. Сказала ли что-нибудь обо мне Божественная Мать?
– Озорник, маленький господин!
Он не сделал никакого другого замечания. По-видимому, моя напускная важность не возымела действия.
– Зачем так таинственно? Разве святые никогда не говорят прямо? – Я был немного раздосадован. -
Следует ли тебе меня проверять? – его спокойные глаза смотрели с глубоким пониманием. – Разве я в состоянии добавить хоть одно слово к заверению, полученному тобой вчера в десять часов вечера от самой прекрасной Матери?
Учитель Махасая обладал властью над эмоциональными движениями моей души: я снова упал к его стопам. Но на сей раз у меня хлынули слезы блаженства, а не страдания от пережитого.
– Ты считаешь, что твоя преданность не тронула Бесконечную Милость? Божественное Материнство, которому ты поклонялся и в человеческой, и в божественной форме, никогда бы не оставило без внимания боль твоей утраты.
Кто был этот простой святой, малейшая просьба которого к Вселенскому Духу встречала ласковое согласие? Его роль в мире была малозаметной, как скромнейшего из людей, которых я когда-либо знал. В своем доме учитель Махасая руководил маленькой средней школой для мальчиков. Ни одного слова дисциплинарного взыскания никогда не сходило с его уст, дисциплина не поддерживалась ни правилами, ни линейкой. В этих скромных классах преподавали нечто поистине более высокое, чем математика или химия, – любовь, не изложенную ни в каких учебниках. Он сеял мудрость не краткими конспектами, а скорее заражая духовно. Поглощенный неподдельной любовью к Божественной Матери, святой требовал внешних проявлений уважения не более, чем дитя.
.......................
(Парамаханса Йонананда, «Биография йогина», гл. 9. Блаженный приверженец и его космический роман (учитель Махасая).